Став ушедшим ноябрём.
На дорожках снег обжился
Самозванцем – не царём.
Говорят, ещё дождями
Будет щёлкать нас декабрь,
Подновлять крупой-гвоздями
Старый год – закрытый ларь.
Зимний дуб листвой-гирляндой
Целый день, как кот, шуршит.
Парк – остывшею верандой —
Засыпает. Дремлет. Спит.
Змейка и Змеелов
Ты идёшь за спиною у снега,
Повторяя за вьюгой слова:
«Жизнь без страсти невзрачна и пега,
Как пожухлая – в осень – трава».
Я танцую на крохотной сцене,
Где вмещается карий рояль,
Повторяя: «Любовь лишь в обмене!» —
И бросаю подснежно вуаль.
Ты сидишь на лоскутьях скамейки,
Выплетая из сердца смешок:
– Сколько силы в танцующей змейке!
Обхватить бы стремительность ног!
Я скольжу между светом и тьмою,
Оживляя засохший миндаль:
«Капля яда вдруг станет росою,
Если чувства изведают даль».
Мы идём за спиною у снега,
Запалив белый иней ветвей.
«Посмотри, пляшет в вечности Вега!»
– Сколько в мыслях на вечер затей!
Любовь, как барвинок…
Любовь, как барвинок, доводит понемногу
Одних до пламени, других – до алтаря.
Цветок же льнёт беспечностью к порогу,
Лишь тонкий запах страннику даря.
Как много слов и признанных значений
Вложить спешат в прохладу лепестков!
А барвинок – всего лишь скромный гений,
Посланник стойкий леса и лугов.
Доски на мосту
По шёлку – пятна увлечений,
Осколки дней и швы от ран,
Печать сургучная от мнений
И с кем-то «вытертый» роман.
Наряд стал тесен от пригожья,
От норм, в которых жизни нет.
И вот иду по бездорожью,
Забросив прошлое в кювет.
И по крупице собираю
Свою святую наготу,
В которой нет ключей от рая,
А только доски на мосту.
Горчащие алым
В корзине – тюльпаны, несмятые в буднях,
Горчащие алым в обход февраля.
Хоть снег завалил предсказанья полудня,
Цветы учат жить, бесконечно любя.
Подвязана ручка плетёная лентой,
Чтоб встречный нашёл этот праздник в себе
До вспышки, до вздоха, до «соли» момента,
До жёлтой пыльцы на припухшей губе.
В корзине – тюльпаны, взволнованно-свежи,
По-девичьи жадны к всезнанию утех,
Но только не жаждут быть даром невежи,
Который в них видит «три стебля – для всех».
Где же ты, мой очарованный Странник?
Город не спит вместе с нашими снами,
Бойко звенит привокзальной струной.
Стены, вагоны, кресты с куполами —
К ним не прижаться влюблённо щекой.
Где же ты, мой очарованный Странник?
Слышишь, как я тебя песней зову?
Жизнь – не прямая, рубин-многогранник,
Брошенный беглою волей в траву.
Скверы обмётаны северной дымкой,
Холод грядёт на узлы площадей.
Снова во сне прохожу невидимкой
По переулкам-раздумьям людей.
Где же ты, мой очарованный Странник?
Я твоё сердце услышать должна,
Чтобы понять: в нём таится изгнанник
Иль Человек, страсть испивший сполна?..
Клёкот проспектов в ночи затихает,
Ставя на «ноль» ожидания игру.
Кто зачарован судьбою, тот знает,
Что все ответы творятся к утру.
Гуляю как хочется
Иду по проспекту, а рядом по крыше
Гуляет котейка в пятнистом манто
И мне говорит: «Поднимайся повыше!
Смотреть себе под ноги, знаешь, не то!»
– Но я же не кошка, – шепчу осторожно, —
И в девять дверей моя жизнь не войдёт.
Котейка хохочет: «Вместиться не сложно,
Коль сразу сказать, что тебе повезёт!
И нос постарайся настроить по ветру,
Чтоб вниз не тянули “ничейные” дни,
Которые знают о точности метра
И громко вещают: “Ярлык оцени!”»
– Ах, сколько на свете закрытых окошек,
Которым нет дела до крыш и стихов!
Гуляю как хочется! В магию кошек
Влюбляюсь до звёзд и смешных облаков!
Остановка по требованию
За стеной у соседей звенит домофон —
Мимолётная связь для пришедших.
Кто-то тащит авоську, а кто-то – бурбон,
Кто-то – связку тюльпанов зацветших.
Я ж сижу на пороге из веры и длин,