Из больницы маму выписали через две недели. После курса химиотерапии, которую перенесла на удивление неплохо, она хоть и не посвежела, но приободрилась и даже стала вставать с постели.

Я все это время металась между работой, домом и больницей, совсем забросив университет, но не забыв про Алексея Богданова, которого я с того самого вечера, когда он приехал за невестой больше, не видела.

Наши с мамой кавалеры решили синхронно испариться из действительности.

Дядя Витя в больницу к маме так и не пришел и появился дома всего один раз – решил забрать свои тапки, треники, предварительно порывшись в холодильнике на предмет съестного. Я, в тот самый первый день только-только вернулась из больницы, и мне было глубоко фиолетово, где там лазит мужчина. Все мысли были только о страшном диагнозе мамы. Поэтому я собственно и не заметила, что вместе с трениками дядя Витя прихватил деньги из маминой шкатулки и мой телефон.

Когда я обнаружила пропажу, было уже утро следующего дня. Немного придя в себя, я хотела было перезвонить Алексею, чтобы, наконец, поговорить о произошедшем и объяснить ему, что я с чужими женихами не встречаюсь. Потянула руку за телефоном, но полка, на которую обычно его кладу неожиданно оказалась пуста.

Я сначала и подумать не могла маминого сожителя. Решила, что он где-то дома валяется. Дядя Витя хоть и был странным, но казался вполне приличным человеком. Дошло до меня только после того, как, не найдя в доме телефон, полезла в шкатулку за деньгами, которых там, естественно, не оказалось.

Это очередное предательство было уже чем-то закономерным.

Странно, но не было злости, ровно как и желания поквитаться с мужчиной.

Ворованное не пойдет ему впрок. Все в этой жизни возвращается. И дяде Вите вернется.

Заявлять в полицию не стала, а просто на оставшиеся деньги, что были у меня на зарплатной карточке, купила новый замок и на следующей же день, его поменял слесарь.

После выписки наша жизнь входила в новое русло. В нем казалась вода течет в искаженном направлении.

Мама с каждым днем слабела, жаловалась на боли и таяла на глазах, а я, стараясь всеми силами не высказывать своего отчаяния, терпела, работала, чтобы прокормить нас обеих и ухаживала за мамой. Она теперь была слабее ребенка. Пыталась ходить по квартире, готовить, но очень быстро уставала и пару раз падала от головокружения на пол. Один раз в ванной, чудом не расшибив об раковину себе голову, а затем на кухне.

- А куда делся твой молодой человек? – однажды вечером спросила мама.

- Какой? – вылупилась на нее я.

- Ну, тот, которого ты скрывала, но я-то вас видела в окошко.

- Мы расстались, – сухо ответила, отводя взгляд.

- Так быстро? – удивилась мама, – А из-за чего?

- Да, козел он, просто.

Как бы мама ни пыталась выудить из меня больше информации, я терпеливо молчала. Разговаривать о Богданове совершенно не хотелось. Я через несколько дней после кражи телефона восстановила свою симку, но он больше не позвонил. Его номер у меня пропал вместе с ушлым дядей Витей, поэтому к сожалению, а может к счастью, сама ему позвонить не могла.

Атмосфера дома постепенно становилась все тяжелее и тяжелее. Мама, словно предчувствуя исход, стала раздражительной и даже злой. Я на фоне всего этого, тоже стала плохо себя чувствовать. Последнюю неделю так и вовсе стало тошнить по утрам.

После моего очередного утреннего обнимания с унитазом к двери туалета, держась за стену, подшаркала тапками мама и пораженно произнесла:

- Лиза! Да ты беременна!

- Что за глупости.

- Не глупости! Я, когда тобой ходила, тоже вот так обнималась. Давай скорее за тестом иди.