– Наташа, – с решимостью произнесла Таня, – мне тоже необходимо видеть матушку Марфу.

– Очень хорошо, – ответила Наташа безо всякого удивления, словно ожидала такого Таниного решения. – Пойдем вместе. Но ты, Таня, так не похожа на одержимую…

Девушки едва-едва улыбнулись друг другу. Особенно веселиться им уже не хотелось. До веселья ли, до смеха, когда совсем скоро им предстоит явиться пред «восьмым столпом» России!

Они доехали до Серпуховской заставы. Дальше конка не ходила. Но до цели их путешествия отсюда было уже совсем близко. Пешком минут десять ходу. Так объяснила опытная Наташа.

– А Даниловский монастырь вон там, налево, – добавила она кстати.

Таня только взглянула мельком на сверкающие саженях в двухстах от площади золотые крестики, но ничего не сказала. Все ее помыслы были теперь устремлены совсем к другому.

Скоро они свернули в переулок, сразу привлекший Танино внимание своею колоритную провинциальностью. Дома в переулке были всё бревенчатыми и в основном одноэтажными, без каких-либо декоративных хитростей. Наличники на окнах и те имелись не на всех домах. Да и там, где имелись, они были незатейливы до примитивного. От дома к дому, по всему переулку, шли сплошные тесовые заборы с такими же тесовыми воротами. И неизменно у каждого номера, под окнами или у забора, рядом с воротами, были вкопаны низенькие лавочки. На некоторых лавочках сидели обыватели, преимущественно старички, и тешились тем, что рассматривали всякого прохожего, до слез напрягая слабые свои глаза.

Возле предпоследнего двухэтажного дома по правой стороне собралась группа людей, дюжины этак в две, казавшаяся на фоне общей пустынности и глухости переулка изрядною толпой. Здесь были и калеки, и увечные, и люди, очевидно, странные, бродяжные, нищенствующие, но были среди них, как ни удивительно это выглядело, и граждане как будто вполне благообразные, старательно показывающие вид, что они не испытывают неудобства, находясь в этом обществе.

– Это всё к матушке народ, – сказала Наташа. – Я в тот раз и сама так же дожидалась здесь своей очереди. Но сегодня она мне разрешила сразу идти к ней. Не ждать.

Девушки вошли в калитку и очутились в небольшом чистеньком дворике, до тесноты заполненном людьми, ожидающими очереди войти к блаженной старице. Многие из присутствующих тихо молились, иные перешептывались между собою, а несколько человек, босых и в сермягах, пришедших, судя по всему, издалека, сидели в сторонке, прямо на земле, и неторопливо, по-крестьянски чинно и молчком, как на картине «Земство обедает», вкушали простых своих припасов.

Наташа подошла к женщине, строгостью своего убранства напоминающей монахиню, и как можно тише, чтобы никто не услышал, сказала:

– Я была у матушки на прошлой неделе. Она велела мне прийти сегодня…

– Да, да, я вас помню. Проходите, пожалуйста, – так же тихо ответила женщина и с некоторым выражением сомнения в глазах скользнула взглядом по Тане.

– Это моя подруга, – объяснила Наташа, заметив взгляд послушницы. – Она со мной…

Женщина покорно опустила голову, показывая свое непротивление появившемуся, помимо прежней договоренности, обстоятельству, и сказала следовать за ней. По мрачным, заставленным какими-то ларями и коробами, сеням послушница проводила их к самой дальней двери и, уже взявшись за ручку, спросила:

– А крестики на вас надеты, девочки? Без крестика к матушке нельзя.

– Да. Есть, – как-то скованно, видимо, сильно волнуясь, проговорили девицы, причем Таня непроизвольно коснулась пальчиками груди, имея в виду проверить, на месте ли ее крестик.