Томин действительно спал, и я не осмелилась его тревожить, хотя руки так и зудели от желания прикоснуться к отросшим чёрным волосам и резко очерченным скулам.

Не опасаясь другого нападения, вернулась к себе, в идеально чистую спальню, где ничего не напоминало о лужах крови и лежащих на полу рассечённых телах, но призраки воспоминаний не хотели исчезать. Я остервенело вымылась в ванной, не трогая только шею. Боль в ней никак не хотела отступать и лишь усиливалась, и я пожалела, что не попросила о лечении сестру, но идти к ней и будить не решилась. Глотать было больно, поэтому с трудом выпила немного восстанавливающего зелья и переоделась ко сну.

Мой взгляд невольно скользнул по зеркалу, и память услужливо подбросила воспоминания о том, как Эрик ласкал меня перед ним, и какой прекрасной парой мы были в отражении.

Слёзы навернулись на глаза, и сдерживать их не было причин, поэтому я беззвучно плакала, сидя на кровати и ненавидя зеркало. Слёзы отняли последние силы. Если во мне и жила какая-то дикая надежда, что Эрик вернётся к моему дню рождения и весь этот фарс с его невестой разъяснится сам собой, то сегодня она умерла. Вместе с ней умерла часть меня. За всю свою жизнь я встретила только одного человека, которого смогла возненавидеть – Синвера. Но теперь при мысли об Эрике во мне поднималась такая же глухая волна ярости и ненависти. Сосредоточившись на этой волне, я подошла к зеркалу и изо всех сил ударила по нему кулаком. Стекло лопнуло, паутинообразные трещины расчертили идеальную поверхность, но мне не стало легче, стало только хуже, теперь я словно видела своё разбитое сердце со стороны.

Осколков, как ни странно, не было. Все разбитые кусочки всё ещё стояли в раме, плотно прижавшись друг к другу. Я убедилась, что Тиссе ничего не грозит, завалилась на постель и закрыла глаза. Тоска по Эрику, боль от предательства и страх перед будущим саднили изнутри. Как справиться с пятью синкайя? Это же просто невозможно! Для этого каждый из нас должен быть способен убить одного, пока это удалось лишь Каю, Томину и Ихессу. А втроём против пятерых они не выстоят.

Может, хватит уже прятаться за чужими спинами? Я не вынесу, если, защищая меня, погибнет кто-то из близких. Не лучше ли сдаться? Сколько ещё боли они должны вынесли из-за меня?

Тяжёлые мысли обернулись кошмарами. Мне снился Эрик, я отчаянно звала его, заблудившись в мрачном лесу, и он раз за разом отвечал, что скоро вернётся, но не приходил. А я всё звала, испуганная и замёрзшая, пока наконец не проснулась оттого, что кто-то тычется мне в руку.

– Тисса, – сипло прошептала я и принялась сонно гладить расшалившуюся арбиссу. Она то нападала на мою руку, то с грозным мявом атаковала складку на покрывале.

Пятнистый нос гневно морщился, а в глазах плясали дикие тонтерята.

– Р-р-мя-у, – азартно прихлопнула она лапой мои пальцы, и тонкие острые коготки надавили на кожу.

– Какая устрашающая хищница, – рассеянно улыбнулась я.

Горло начало сильно першить, и пришлось откашляться, но колючая боль не ушла. За ночь стало хуже – казалось, будто кто-то прошёлся по гортани наждачной бумагой. Поворачивать голову тоже было ужасно неприятно, мышцы шеи отчаянно ныли.

Я поймала Тиссу за лиловый бок и пощекотала. Она не растерялась и игриво цапнула меня за руку, затем зацепилась коготком за покрывало, испугалась и заметалась по кровати, издавая возмущённые утробные мявы.

– Идём, счастье ты моё лиловое, – я подхватила её и успокоила, погладив по вздыбленной шерстке, а потом ласково просипела: – Победила, всех победила. И покрывало, и складки на нём, и особенно – мою руку. Меховая угроза южного постельного перевала.