Качнула головой и шагнула к зеркалу, на ходу выключая душ. Спутанные тёмно-русые пряди сосульками повисли на плечах. Джек будет ругаться – наверняка. Скажет, что она простудится и что-нибудь ещё.

Кейтлин завернулась в полотенце – очень хотелось закутаться в него с головой. Не потому что холодно, а потому, что так теплей. Она справилась с этим несвоевременным приступом и вышла из ванной.

На кухне уже шкворчало масло.

– Овсянка или тосты? – Джек на неё не смотрел. Готовка поглощала его целиком.

Кейтлин подошла к соседу и, взяв в руки вскрытую коробку из-под овсянки, одним глазком заглянула внутрь.

– Тосты, – сказала она. Коробка была пуста.

– Угадала, – Джек подцепил лопаткой хрустящие хлебцы и сбросил в тарелку – Кейтлин тут же поймала один и попыталась засунуть в рот. Обожглась и бросила назад.

– Ты помнишь, что обещала помочь Алистеру с плакатом?

Кейтлин поморщилась.

Плакаты рисовать она не любила. Во-первых, в них не было ничего из того, что она нарисовала бы сама. Даже обложки к книгам и портреты на заказ приносили больше удовольствия, чем примитивные росчерки карандашом, которые просили сделать для колледжа. К тому же платили за плакаты отвратно, и если бы не Джек, который каким-то образом успел взять на себя роль её старшего брата – видимо, пока Кейтлин спала – Кейтлин не взялась бы за такую работу никогда.

– Может, лучше им стену расписать? – Кейтлин снова покусилась на тост и на сей раз смогла откусить малюсенький кусочек. Отложила тост и провела в воздухе рукой: – Колледж святого Марка! Наши корабли идут на восток!

– Почему на восток? – Джек подхватил сковородку, поднёс поближе к столу и бросил Кейтлин в тарелку ещё два тоста, а затем снова отвернулся, чтобы поставить её на огонь.

Кейтлин запнулась. Она не знала, почему на восток.

– Потому что на западе суша, – сказала она растерянно.

– А почему корабли?

Кейтлин окончательно стушевалась и замолкла.

Джек бросил на сковородку два куска хлеба и, взяв в руки полотенце, принялся вытирать испачканные в масле пальцы. Он повернулся, прислонился бедром к столешнице и теперь в упор смотрел на Кейтлин.

– Не знаю, – Кейтлин пожала плечами и отвернулась к окну, чтобы только не смотреть на него.

С Джеком было хорошо. Их соседство оказалось, пожалуй, самым уютным из всех возможных соседств. Джек не требовал оплаты за жильё, если у Кейтлин не было денег, кормил её завтраками за свой счёт – и вообще относился скорее как к родственнице, чем как к жильцу.

Но иногда Кейтлин всё-таки не хватало одиночества.

– Тебе опять что-то снилось?

Голос Джека прозвучал словно бы издалека, и Кейтлин не услышала бы его, если бы жёсткие пальцы не легли на её обнажённое плечо.

Кейтлин дёрнулась. Она не любила прикосновений – даже таких. Или, вернее, особенно таких. Могла выносить их в метро или в автобусе, но когда кто-то касался её кожа к коже, нарочно, пытаясь проникнуть в самую суть, Кейтлин казалось, что чужие пальцы безжалостно потрошат душу, заходят туда, куда не должны заходить.

– Может быть, – сказала она, сбросила руку с плеча и поднялась. Так и не съеденные гренки остались лежать на столе. – Тебе звонил Август, – бросила она, не оборачиваясь. Кейтлин спиной чувствовала, что Джек смотрит на неё, дожидаясь ответа, но ей было всё равно. Она скинула полотенце и, подхватив с пола вчерашние джинсы, принялась натягивать на влажное тело. – Сказал, что вечером зайдёт.

– Хорошо.

Джек не отворачивался. Его взгляд щекотал спину между лопаток, пока Кейтлин натягивала майку и одёргивала её. Всё так же, не оглядываясь, девушка подобрала сумку с красками и перекинула через плечо ремень от этюдника. Наверняка Джек поймёт, что она не собирается в колледж и не будет рисовать никакой плакат, но и это ей было безразлично – Кейтлин просто хотела уйти отсюда. Остаться в одиночестве. Может быть, наедине со свинцово-серым морем. Сегодня она хотела рисовать его.