Мелчетт уже заметил, что она чуть прихрамывает при ходьбе.

– Естественно, мне пришлось на какое-то время отказаться от танцев, и это было для меня весьма неудобно. Я не хотела, чтобы отель нанял кого-то другого на мое место. Всегда существует опасность, – на мгновение в ее добрых голубых глазах проглянула жесткость: эта женщина боролась за свое существование, – что временный работник может подсидеть тебя. Поэтому я подумала о Руби и предложила управляющему нанять ее. Я оставлю при себе обязанности хозяйки и бридж, а Руби возьмет на себя танцы. То есть дело останется в семье, если вы понимаете мою мысль.

Мелчетт сказал, что понимает.

– Словом, мы пришли к соглашению, я телеграфировала Руби, и она приехала сюда. Получила свой шанс в деле куда более высокого класса, чем то, чем она занималась прежде.

– Понятно, – проговорил полковник. – И как, она добилась успеха?

– O да, – беспечно ответила Джози. – Она пришлась к месту. Танцевала не так хорошо, как я, однако Раймонд умен и сумел подать ее; потом, она была симпатичной, знаете, из таких худеньких и беленьких девчушек… Перегибала малость с макияжем, и я всегда ругала ее за это. Но вы же знаете, каково приходится с этими девчонками. Ей было всего восемнадцать, в этом возрасте они всегда перегибают через край. А для первоклассного заведения, такого как «Маджестик», это не годится. Я всегда твердила ей об этом и заставляла не налегать на косметику.

– А публика ее любила? – спросил Мелчетт.

– O да. Только имейте в виду, что Руби не была остра на язык. Была несколько туповата и лучше ладила с пожилыми, чем с молодыми.

– А был ли у нее личный друг?

В обращенных к полковнику глазах девушки блеснуло полное понимание.

– Не было – в том смысле, как это интересует вас. Или, во всяком случае, я ничего не знала об этом. Все-таки, понимаете ли, она могла и не сказать мне.

На мгновение Мелчетт удивился: Джози не производила впечатления строгой моралистки. Но спросил он о другом:

– Расскажите мне о своей последней встрече с вашей кузиной.

– Это было вчера ночью. Они с Раймондом исполняли два обязательных танца: один в пол-одиннадцатого, другой в полночь. Они исполнили первый. Потом я заметила, что Руби танцует с одним из остановившихся в отеле молодых людей. Я играла в бридж с какой-то расположившейся в ложе компанией. Ложу и бальный зал разделяет стеклянная перегородка. Тогда я и видела ее в последний раз. Сразу после полуночи ко мне явился жутко возмущенный Раймонд; он спросил, где Руби; она не явилась в зал, а уже подоспело время начинать. Могу сказать, что я действительно рассердилась. Когда глупые девицы выкидывают такие фокусы, дирекция свирепеет и выставляет их на улицу! Мы с ним поднялись в ее комнату, однако Руби не было и у себя. Но я заметила, что она переоделась. Платье, в котором она танцевала, – розовое, воздушное, с пышной юбкой – лежало на кресле. Обычно она его не снимала, кроме тех случаев, когда вечером исполнялся особый танец, то есть по средам. Я не имела ни малейшего представления о том, куда она могла запропаститься. Мы попросили, чтобы оркестр сыграл еще один фокстрот, но Руби все не было, и поэтому я сказала Раймонду, что исполню с ним этот танец. Мы выбрали такой, что был полегче для моей лодыжки, и сократили его, однако нагрузка все равно оказалась непосильной для моей ноги, и сегодня с утра она опухла. Но Руби так и не показалась. Мы прождали ее до двух часов ночи. Я была в ярости на нее…

Голос ее чуть дрогнул, Мелчетт уловил в нем нотку неподдельного гнева и на какое-то мгновение удивился. Факты явно не оправдывали столь резкую реакцию. Ощутив, что нечто остается преднамеренно невысказанным, он проговорил: