– Боюсь, это не пластырь, – произносит Макс занудным тоном. Чуть приподнимаюсь, чтобы найти его взглядом, но Васька на меня забирается, коленкой едва печень не отдавив. Поддерживаю обезьянку, чтобы не слетела на пол, свободной рукой треплю по макушке сосредоточенную Ксюшу, которая опять на меня что-то клеит.

Надо бы прекратить все это, но какого черта с чужими мелкими так уютно? Подмигиваю суровому Максу, но он не сводит черного взгляда с моей груди. И молчит.

– Так, чертята, это что? На минуту вас оставить нельзя! Вы откуда вытащили восковые полоски для депиляции? И разбросали в чужом доме! Немедленно положите на место, – голос Агаты, особенно такой строгий, звучит, как музыка, для моих ушей. А вот смысл сказанного до мозга доходит слишком поздно.

И за секунду до...

– Васька, НЕ СРЫВАЙ! – вскрикивает она.

Твою ж ма-ать!

14. Глава 14

Агата

– Не жарко? – хмыкаю ехидно и прищуриваюсь, проскользив взглядом по наглухо застегнутой рубашке. Все пуговицы в петельках, до самого горла. Светло-голубой хлопок надежно скрывает последствия детской шалости.

Адам выдыхает так шумно, что крылья носа раздуваются, но, не обронив ни слова, распахивает передо мной дверь спорткара. Подталкивает к пассажирскому сиденью по-прежнему молча. Лишь напряженным взглядом испепеляет. Словно ругательства сдерживает, как в тот день в доме Елены, когда Ксюша с Васькой «косметическую процедуру» ему провели.

Невольно опять кошусь в сторону его мощной груди и проглатываю судорожный смешок. Уверена, начиная поиски наследника, Туманов понятия не имел, на что способны детишки. Пусть он не думал о троих, но даже один сын перевернул бы его жизнь с ног на голову. Если бы он был...

– Еще одно слово, Агата, и я… – цедит сквозь зубы Адам, устав терпеть мои издевки.

Делает шаг ко мне, и я оказываюсь зажата между ним и машиной. Хихикаю, но спотыкаюсь о предупреждающий сине-карий взгляд. Одергиваю себя мысленно, запрещая пялиться в его необычные глаза. До боли знакомые, будто родные.

Неужели, я привязываюсь к бабнику и мажору? Никогда в людях не разбиралась.

– Прости, – выпаливаю с оттенком вины. Пусть и заслуженно, но все-таки Туманов пострадал. – Ты не подумай, чертята не со зла. Я им все объяснила, а девочек наказала за то, что в чужих вещах рылись, и...

– Наказала? – обеспокоенно уточняет Адам, и я киваю. – Зря, они и так перепугались, когда от их «лечения» взрослый дядя корчился, будто на электрическом стуле, и мычал в кулак, – сам над собой потешается.

– Признаться, я тоже растерялась тогда, – смеюсь расслабленно. Вторит мне и Адам. Бархатно, завораживающе.

Осекаюсь и закусываю щеку изнутри, разглядывая Туманова. Ему идет такая улыбка. Не ядовитая и кривая, какой он постоянно испытывает мои нервы на прочность, а искренняя, довольная, широкая. Как сейчас. Приковывает, располагает к себе.

Настоящий Адам гораздо приятнее того наглеца и сноба, что не так давно с угрозами ворвался в мой кабинет. Словно два разных человека.

А поведение с тройняшками и вовсе раскрыло мужчину с другой стороны. Заставило иначе взглянуть на него. И на секунду поверить, что отец из Туманова выйдет не такой уж и плохой. Но эффект сохранился ненадолго…

– Адам, еще раз спасибо за помощь, – тянет сладко женский голос.

К нам со стороны детской площадки приближается мама с пятилетней дочкой. Женщина ослепляет лучезарной улыбкой, предназначенной Туманову. И тут же мрачнеет, заметив меня.

– Всегда пожалуйста… – обволакивающе отвечает ей Адам и запинается, забыв ее имя, которое несколько раз прочитал на карте, а после еще и повторил. Он неисправим! Во всех смыслах.