– Перебьешься, золотце, – отстреливаю и разворачиваюсь к выходу.

– А ты куда собралась?

Закатываю глаза к потолку.

– Ну раз уж ты меня разбудил, то схожу приготовлю малышам смесь. Они скоро уже проснутся, чтобы поесть.

Мирон заторможенно поворачивает голову в сторону спящих детей и подскакивает.

– Я с тобой.

Хмыкаю.

– Страшно оставаться одному с тремя детьми?

Ну не могу я упустить возможность подколоть его. Ничего не могу поделать с собой.

– Очень страшно. Вдруг они меня слопают вместо смеси, – отшучивается Мирон, чем вызывает мой громкий смешок.

– Ты для них неаппетитный пока.

– И все-таки, я с тобой.

Бочком пробирается ко мне. Пожимаю плечами.

– Не думала, что ты такой трус.

Мирон дергается.

– Кто трус? Я трус? Ну вот уж нет. Просто…

Замолкает и передергивает плечами.

– Просто ты боишься, я поняла. Идем уже.

Остаток ночи проходит без происшествий, если не считать того, что Мирон вторую попытку поспать предпринял на полу и всю оставшуюся ночь недовольно бурчал, что его ребра к утру превратятся в труху, а сам он не отдерет себя от ковра.

Но я даже и не думала предлагать ему спать в кровати с нами.

10. Глава 10

Меня будит звук подъезжающей машины. С неохотой открываю один глаз и натыкаюсь на мордашку Дани. Вздрагиваю от неожиданности. Он внимательно следит за мной.

– И давно ты так лежишь, наблюдая за мной, пирожочек? – глажу его по румяной щечке.

Даня хватает меня за руку и подтягивается, чтобы сесть. Ваня тут же приходит в движение. Сонно моргает и смотрит на брата.

– Ну вот, Дань, ты всех перебудишь, пирожочек, – в моем голосе нет недовольства.

Наоборот, какая-то радость от наступившего дня. От солнца, которое в окошки светит и озаряет комнату.

– Приехал, походу. Внучок, – раздается из-под кровати.

Моментально весь остаток сна с меня слетает. Перекатываюсь на живот и заглядываю на пол. Мирон разминает спину и встречается со мной взглядом.

– Доброе утро? – почему-то выходит вопросом.

Золотухин весь кривится и косится на подушки, разбросанные по полу.

– Вот знаешь, у вас оно явно добрее, – недовольно бурчит, вскакивает в прыжке на ноги.

Хоть он и одет в майку и шорты, но я ничего не могу поделать со взглядом, который с наслаждением осматривает его подтянутое тело. Глаза задерживаются на прессе, который угадывается под тканью одежды.

– Скажешь, как можно идти.

Моргаю и резко поднимаю взгляд на скалящуюся рожу Золотухина.

– Не хочу мешать тебе любоваться моим телом, – поигрывает бровями.

А я со стоном падаю на подушку. Закрываю руками лицо и смеюсь.

– Золотце, ты неисправим. Если на тебя кто-то смотрит, это не значит, что он непременно любуется, – заставляю себя все же встать.

Даня тут же тянет ко мне руки.

Беру его и целую в макушку.

– Знаешь, если на меня пялились бы с вожделением мужики, я бы напрягся… а девочкам очень даже можно.

Мирон дергает плечом, одаривает меня хищным взглядом и идет к окну. Выглядывает и с шумом выдыхает. Его плечи напрягаются, а глаза темнеют. Опасно прищуриваются.

– Что там, Мирон?

Подхожу к нему со спины и пытаюсь выглянуть. Но вижу только машину Мирона, на которой мы приехали, и ещё одну машину.

А потом Мирон приоткрывает окно и слышится голос Матвея Яковлевича.

– А, дорогой. Спасибо, что приехал.

– Дорогой, – передразнивает Мирон.

Бросаю на него обеспокоенный взгляд. Его тело словно вибрирует от напряжения. Ревнует… или бесится, что состояние деда уплывает из рук?

Но мне очень хочется верить в первое. Хочется думать, что у Мирона все же есть сердце, а не кошелек вместо него.

– Думаешь, это и есть внук Матвея Яковлевича? – не могу скрыть из голоса волнения.