Щеки вспыхивают. Я, кроме Рады и врача, ни с кем не разговаривала о детях, а тут Мирон… и вроде даже искренне.

– Да не за что.

Между нами воцаряется неловкая пауза. Я смотрю в пол, а Мирон где-то недалеко, я чувствую, как от него исходит тепло, и, как он дышит, я тоже слышу.

– Так когда к дедушке?

Золотухин откашливается и увеличивает расстояние между нами, и я могу спокойно вздохнуть. Аккуратно ставлю эти злосчастные памперсы к столу и несу Соню к мальчишкам.

– Послезавтра, – как гром поражает его ответ.

Я замираю, так и не разогнувшись до конца. Ваня с Даней хлопают глазами, глядя на меня, а потом снова тянутся к игрушкам.

– Так быстро? – пораженно выдыхаю и все же распрямляю спину.

– Ага, – задумчиво почесывает затылок Мирон и окидывает меня придирчивым взглядом, – тебе надо обновить гардероб. Срочно.

Опускаю взгляд на слегка растянувшуюся футболку и обычные темно-синие джинсы.

– Не, ты не подумай, – поднимает руку Мирон, – я ничего такого не имею в виду. Ты имеешь право одеваться как хочешь. Просто…

Запинается. Но я все прекрасно понимаю и без его объяснений.

– Я понимаю, выгляжу я не особо презентабельно, – с губ слетает грустный смешок.

Отворачиваюсь и прикусываю губу до боли. Впервые мне стыдно за то, что не смогла достойно выйти из сложившейся ситуации. Не смогла обеспечить детей достойно.

– Эй, – меня дергают за подбородок, и я напарываюсь на серьезный взгляд Мирона, – ты чего? Плачешь?

А я сама не замечаю, как по лицу катятся слезы.

Быстро стираю их. Резким злым движением. Я не должна допускать близость между нами. Один раз она меня чуть не сгубила, второй раз я такой ошибки не должна допустить. Пусть он катится со своей заботой куда подальше.

– Все хорошо. Устала просто. Можешь отвезти нас куда-нибудь в гостиницу.

Говорю, а у самой внутри все льдом покрывается, потому что не на что мне номер снимать. Жить не на что…

– Ерунды не говори, Витаминка. Тут четыре спальни, уж где-нибудь размещу.

Отступаю от него, и он роняет руку, которой удерживал мое лицо.

– Откуда мне знать, что там у тебя на уме? Или я слишком для тебя замухрышка? – усмехаюсь.

Мирон стискивает зубы до скрежета.

– Я пытаюсь помочь, по старой дружбе. Ничего такого у меня в голове и не было.

Прикрываю глаза и делаю несколько вдохов. Чтобы избавиться от напряжения в каждой мышце тела.

– Тебе надо отдохнуть, – его голос смягчается. – Клянусь, не посягну на твою честь.

Поднимает руки, как будто сдается. А я не могу сдержать смеха. Качаю головой.

– Ты не меняешься.

– А надо было измениться? – в карих глазах мерцают искры.

Качаю головой.

Мирон все же убеждает меня в том, что нам с детьми лучше остаться у него. И я сдаюсь. В конце концов, мы устали. И я, и тройняшки. И куда-то тащить их сейчас будет эгоизмом. Золотухин выделяет нам самую просторную и дальнюю комнату. Там большая кровать, на которой мы должны все поместиться.

Он задумчиво потирает подбородок и о чем-то сосредоточенно думает. Вижу по его прищуренным глазам: что-то замышляет.

Переводит взгляд с меня на тройняшек и кивает. Подходит к тумбочке прикроватной, вытаскивает её в центр комнаты и двигает кровать вплотную к стене.

– Так не должен никто свалиться.

Отряхивает руки и широко улыбается.

– Видишь, я умею быть заботливым, – разводит руки и ведет плечами. – Ладно, исчезаю. Спокойной ночи.

Проходит мимо нас и плотно прикрывает дверь, оставляя меня с детьми.

– Ну что, пирожочки? Кажется, наша жизнь с этого момента круто изменится, – упираю руки в бока и вздыхаю.

6. Глава 6

Мирон

Амина все же идет мне на уступки, и мы немного обновляем её гардероб. И я понимаю, как сильно я отвык от её скромности. От того, какая она стеснительная и невинная.