– Сумка, – твердил Сашка. – Должна быть сумка, одежда.
Старик подошёл к нему, осмотрел оставшийся лиственничный комель.
– Здесь. – Он стал разгребать снег.
– Осторожно! – крикнул Сашка.
Бурые слипшиеся лохмотья, поросшие травой. Сашка наклонился над ними. Это был остаток парусинового мешка. Внутри торчал свёрток. Сашка развернул клеёнку. Вынул мокрый комок того, что когда-то было тетрадью.
– Дневник Шаваносова! – прошептал Сашка.
Старик зорко смотрел на лохмотья. Нагнулся и поднял что-то. В пальцах резко сверкнул кристалл. Он протянул его Сашке и пошёл.
Сашка остался один.
Он сел, докурил сигарету. Потом попробовал развернуть слипшийся серый комок. Комок разломился у него в руках.
Сашка бережно завернул всё это в клеёнку и положил на землю. Подумал и положил сверху алмаз.
– Эгэ-эй! – донёсся издали крик Сапсегая.
Сашка встал и, не оглядываясь, пошёл на крик. Он шёл без очков и только временами инстинктивно вытягивал руку вперёд.
Сапсегай сидел под лиственницей, блаженно подняв морщинистое жидкобородое лицо.
Сашка сел рядом.
– Это хорошо, что ты не взял ничего, – заметил старик.
– Почему думаешь, что не взял?
– Узнал по шагу.
Сашка молчал.
– На том месте, где погиб первый, большая топь. Надо спешить туда, пока она не раскисла. И там я покажу тебе птицу.
– Пойдём? – тихо сказал Сашка.
– Кочуем, – поправил старик, но не двинулся с места, всё так же блаженно грел на солнце лицо.
– Якутский алмаз, – пробормотал Сашка. – Надо же так.
– Скоро умру, – думая о своём, вслух подытожил Сапсегай. – Солнцу радуюсь, значит, скоро умру.
Он вынул из-за пазухи два деревянных диска, скреплённых ремешком.
– Сделал, пока тебя ждал.
– Что это?
– Очки для весны. Чтобы не болели глаза.
– Как носить?
– Там дырочки. Величиной с иголку. Маленько видно.
– Я и так ничего не вижу.
– Легче будет учиться, – сказал старик. – Я знаю, что ты учишься быть слепым, – хитро улыбнулся он. И неожиданно заключил: – Из тебя мог бы получиться эвенк.
– Спасибо. Лучшего мне не говорил никто. Даже когда был чемпионом.
– Всё! – остановился старик. – Теперь я показал тебе всё.
Плоская равнина с крохотными лиственницами, редкими пятнами снега лежала перед ними. Горизонт сливался с однообразно серым небом. Это было то, что когда-то Джек Лондон образно и точно назвал «страной маленьких палок».
– Как ты нашёл место? – спросил Сашка.
– Я эвенк. Мне надо пройти один раз, чтобы потом вернуться точно.
Рядом с ними в обрамлении кустиков ивняка была голая заплывшая площадка. Ослизлый кусок льда выглядывал из-под бурой, расплывающейся на солнце жижи.
– Он сильно кричал, – сказал старик.
– Раскопать бы. Похоронить как следует. Впрочем, глупости. Надо памятник сделать.
– Ничего не трогай, Саша. Он хорошо лежит.
Они вышли на берег речки. Лёд был синий.
– Смотри! – показал Сашка.
В кустарнике стояли два ветхих деревянных креста.
– Давние люди, – сказал Сапсегай. – Сколько помню, они такие стоят. Там в лесу церковь есть. Дома были, сгорели, однако. Давно, дед мой плохо помнил.
Сашка коротким ломиком бил яму во льду. Залитая весенним солнцем равнина лежала кругом. Дремотно курился дым возле яранги.
– Замечательный ледник, – похвалила Ольга, заглянув в яму.
– А ты не хотела! Тут целое стадо заморозить можно. Представляешь: жара, а ты строганину жуешь.
– Очень вкусно, – засмеялась Ольга.
Сашка вытер пот, согнулся и, яростно выдыхая, бил и бил ломиком лёд. Осколки врезались в лицо. Сашка снял кухлянку и остался в одной мятой грязной ковбойке.
– У тебя лицо красное-красное, – заметила Ольга.
Сашка не ответил и всё колотил лёд. Ольга ушла.