Глаза Ашии сузились. Она проигнорировала протянутую руку, подобрала ноги и резко встала.

– О чем ты, муж мой? Ты должен простить, если я требую простых слов, но между нами было много недопонимания. Какой поддержки ты от меня хочешь?

Асом поклонился. Не так глубоко и надолго, как нужно для выражения почтения, но все-таки проявил знак уважения, который ее удивил. Муж не кланялся ей со дня свадьбы.

– Сегодня ночью? Ничего, кроме мира между нами и обновленной надежды на сохранение нашего брака, как повелел Избавитель. Завтра… – Он пожал плечами. – Посмотрим, что принесет рассвет.

Ашия покачала головой:

– Если под «сохранением брака» ты разумеешь, что я опять подчинюсь твоим прикосновениям и выношу новых сыновей…

Асом поднял руку:

– У меня одиннадцать братьев най’дама и еще десятки среди най’шарумов. Скоро у меня будут сотни племянников. Дом Джардира, почти вымерший поколением раньше, вновь расцветает. Я исполнил мой долг и породил сына и наследника. Мне больше не нужно детей. Какой ребенок сравнится с нашим Каджи?

Асом вперил взгляд в пол.

– Мы оба знаем, дживах, что я пуш’тинг. Я не томлюсь по женским ласкам. Та ночь была… – Он яростно встряхнул головой, словно хотел извергнуть картину из памяти, затем встретился с Ашией глазами. – Но я горжусь тобой, моя дживах ка. И я, если позволишь, еще могу любить тебя на свой лад.

Ашия долго смотрела на него, размышляя. После брачной ночи Асом и брат умерли в ее сердце. Можно ли вернуться с одинокого пути?

– Почему ты мною гордишься? – спросила она.

– А? – не понял Асом.

– Ты сказал, что гордишься мною. – Ашия скрестила руки. – Почему? Две недели назад ты стоял перед Шар’Дама Ка, порицая меня и требуя развода.

Теперь настала очередь Асома пристально смотреть на нее, просеивая чувства и подбирая слова.

– А ты стояла рядом, яростная и уверенная в своем месте в замысле Эверама. Я завидовал, кузина. Меня называют «наследником ничего». Когда я понимал свое место в Его замыслах? – Он простер в ее сторону руку. – Но ты – первая из шарум’тинг, прославляющая Эверама на священном алагай’шарак.

Он помедлил, уставился в пол, затем со вздохом поднял взгляд снова и посмотрел ей в глаза.

– Я был не прав, когда пытался отвергнуть твои желания, дживах. Это была ревность и грех перед лицом Эверама. Я раскаялся перед Создателем, но грех был против тебя. Молю принять мои извинения.

Ашия пришла в изумление. Извинения? От Асома, сына Ахмана? Не спит ли она, не снится ли ей причудливый сон?

– Ревность? – переспросила она.

– Я тоже страстно желаю права сражаться в ночи, – сказал Асом. – Чести, в которой мне отказано не из-за половых предпочтений, а из-за цвета одежды. Мне было… горько, что женщине дали право на недоступное для меня.

– С приближением Шарак Ка традиции меняются ежедневно, – заметила Ашия. – Избавитель был рассержен, когда запретил тебе воевать. Возможно, после его возвращения…

– А если он не вернется? – спросил Асом. – Теперь на троне твой отец, но у него нет сердца воина. Он никогда не позволит дама сражаться.

– То же говорили о моих сестрах по копью, – сказала Ашия. – Если ты хочешь выйти в ночь, тебе нужно мириться с Дамаджах, а не со мной.

– Возможно, – кивнул Асом. – Но я понятия не имею, с чего начать. Я всегда знал, что Джайан недостоин быть отцовским преемником, но до сегодняшнего дня не понимал, что и сам не оправдал ожиданий родителей.

– Дамаджах пообещала тебе Трон черепов, – напомнила Ашия. – Это не мелочь.

Асом отмахнулся:

– Бессмысленный жест. Ашан молод. До того как Эверам призовет его на Небеса, Шарак Ка наверняка начнется и кончится, а я буду наблюдать за ним с минаретов.