А я рванула дальше. 

Этот бар был пятым за ночь. 

Платье мое, красивое, пышное платье выпускницы, за которое этот засранец без вопросов заплатил бешеные бабки, выглядит тряпкой. Потасканной и жалкой, как и его хозяйка. 

Я пью из горла, щурюсь на занимающийся рассвет. Раньше, говорят, выпускники школ ходили в конце выпускного встречать рассвет. Типа, это романтично, первый рассвет взрослой жизни. 

Ну привет, первый рассвет моей взрослой жизни. Ты на редкость дерьмовый. Как и вся моя жизнь. 

«Сиди, где сидишь»

О как! Меня, похоже, вложили. Не зря я этим утыркам фак показывала. 

Да и похер. Пусть приезжает. 

«Я всегда одна, - поет писклявая певичка, - я всегда одна».

Да, детка. Да. 

Интересно, он отодрал сегодня ночью мою бывшую класснуху? Судя по ее плотоядным взглядам на него на выпускном, скорее да, чем нет. 

Она явно предложила. А он явно не отказался. 

Братух, расскажешь, как оно? Хоть послушаю, раз не судьба поучаствовать. 

«Приди и сделай так, чтоб я снова была в порядке»

Если бы, подруга, если бы… 

С ним я только в беспорядке могу быть. Потому что, сама-дура. 

Хорошая песня. Надо будет узнать, кто поет. 

В голове путаются мысли, образы. 

Вот его руки большие, но на моей талии, тепло от них такое, что реально губы сохнут, и мне очень надо, чтоб он их потрогал. Своими губами. 

Сердце бьется, смотреть в глаза страшно. Кажется, стоит поднять взгляд – и умру тут же. Господи… Я ведь реально извращенка! Нельзя же так! Ну нельзя! Мама, о чем ты думала, когда выходила замуж за его отца? О чем? Как мне жить теперь с этим всем? Как мне с собой жить? 

Он – взрослый, я для него – смешная девчонка с содранными коленками! Была, есть и буду! 

Я никогда не повзрослею! Никогда. Гребанный Питер Пен в бабском платье! 

Я расставляю ноги, чтоб подняться, какое-то время залипаю пьяно на грубых байкерских ботинках.

Смешно. Я выгляжу смешно. Восемнадцатилетняя корова, в голубом пышном платье и черных ботинках с клепками. И с прической. С локонами, черт! Хотела казаться старше. Хотела, чтоб увидел, что я могу быть красивой. Женственной. Взрослой. 

Но кого я хочу обмануть? Я выгляжу куклой. Смешной и сломанной. Глупо хлопающей голубыми глазками. 

Я оборачиваюсь на витрину позади себя. Смотрю какое-то время на отражение. 

Пьяная девочка в голубом платье. 

Локоны. 

Так. 

В маленькой сумочке валяются маникюрные ножницы. 

Остренькие, хорошо. 

Локоны режутся плохо, слишком много лака. Но я упорна. Да и выпивка помогает держать настрой. 

В итоге минут через пятнадцать на меня из стекла витрины глазеет странная девочка-оборвыш, с всклокоченными волосами, зареванная и злая. 

Вот так. Так – лучше. Да, братух?

Его машина, черный навороченный ровер спорт, подъезжает буквально через пять минут. 

Я успеваю прикончить бутылку и прицельно швырнуть ее в витрину. Жаль, не докидываю. 

Так хочется, чтоб осколками. И вниз. 

- Какого хера, Татка? 

Я смотрю на него снизу вверх. И сердце привычно заходится. 

Когда это началось? А хер его знает…

Год назад, два? Когда я на него стала смотреть не как на брата, а как на мужчину? 

Неважно. Важно другое. 

Он на меня никогда не посмотрит, как на женщину. 

И это смешно. Так смешно. И он смешной, с этой своей хищной брутальностью, крупными горячими ладонями ( а вот откуда я знаю, насколько они горячие? Он не трогал меня никогда так), с его животной самцовой привлекательностью. 

Он смешной. 

И я смеюсь. Захлебываюсь. До икоты.

До слез. 

А руки у него и в самом деле горячие. 

Он дергает меня за плечи, перехватывает чуть выше талии. И поднимает, как ребенка маленького, на уровень глаз. Как щенка или котенка.