− Весь двор говорит об этом, − спокойно сообщил Ноктем. – Кто мог об этом знать, и от каких дел тебя сейчас хотят отвлечь?

Виндор не ответил и вновь посмотрел в кубок, выпил и отставил его прочь, взяв себя в руки.

− Я не знаю ответа, поэтому и позвал тебя. Желать мне смерти может каждый, но зайти так далеко смогут не все.

Он встал и прошел в соседнюю комнату, чтобы принести и показать сыну донесение, полученное недавно.

− Сейчас мне нужно поехать на север. Так что ты будешь разбираться с этим сам.

Ноктем открыл бумагу и нахмурился.

− Ты не должен туда ехать, − уверенно заявил Ноктем. – Восстание в Асторе − проблема наемников, а не твоя. Если ты сейчас уедешь, народ воспримет это как трусость.

− Народ не узнает о покушении. Я так велел.

− Это значит, что говорить о нем будут очень тихо, но будут, − заключил Ноктем, разводя руками, − Неужели Гордархара просил твоей поддержки?

− Просил, и я дал слово, − ответил Виндор, отбирая депешу и меряя комнату шагами.

− Ты не обязан держать слово в данных обстоятельствах, − заключил Ноктем. – Мы не может исключить, что Гордархара причастен к покушению, тут не до благородных слов.

− Я не могу ему отказать, − признал Виндор и снова наполнил бокал вином.

Ноктем хмыкнул. Впервые король прямо говорил о своей слабости.

− Хорошо, ему откажу я от лица короны, − сообщил Ноктем. – Тебе надо прийти в себя как можно скорее, а если на север кому-то придется отправиться, то это сделаю я. Такой вариант всех устроит?

− Устроит? – спросил король и как-то грустно усмехнулся, а потом кивнул на кровавое пятно.

− Устроит, − уверенно сказал Ноктем, понимая, на что намекает отец.

Вот только он никак не мог понять, стоит ли Канелии знать о происходящем на ее родине. Что она выбрала бы? Быть может, это заставит ее вернуться на север и забыть о мести, но не забудет ли она тогда о своей любви? Почему-то Ноктему подумалось, что она способна убить и его самого, если это спасет Астор.

− Возьми это на себя, − попросил Виндор, ставя бокал и прижимая кулак к груди. – Мне нужно немного времени, чтобы прийти в себя.

− Позвать врача? – спросил Ноктем, кивая.

Ему не впервой было что-то решать. Став министром, он неожиданно действительно получил доступ ко всем государственным делам, порою даже чувствовал себя королем, пока не приходил отец и не напоминал о своей власти. Это было привычно и естественно, а жалобы отца на боли в груди все чаще тревожили.

− Не надо врача, − ответил Виндор. – Я просто отдохну. Пусть здесь все уберут.

− Хорошо, я распоряжусь.

Ноктем просто смотрел отцу вслед и с ужасом понимал, что Виндор успел состариться, а он сам не успел по-настоящему вырасти.

Обдумав все произошедшее, Ноктем решил сам взглянуть на стрелка. В глубине души он надеялся хоть что-то узнать, хотя не понимал, как подобное может быть возможно. Если уж королевские дознаватели не справились, то что мог он? Наверняка ничего, но порой в его голову приходили те идеи, которые других не трогали.

Зайдя к себе, он сменил костюм. Когда ему нужна была роль министра, он всегда предпочитал избавляться от своих павлиньих нарядов. Как бы это ни казалось нелепым, но стоило ему облачиться в строгий серый или черный костюм, статус в котором выдавали разве что пуговицы с чеканным гербовым рельефом, и придворные начинали смотреть на него иначе, будто и не знали улыбчивого сумасбродного принца. Ноктем хмурился и все чаще возражал отцу именно в сером одеянии, словно ожившая тень самого короля. Один неизвестный городской поэт даже пошутил, что в министра воплотилась королевская совесть, только песню его пели очень тихо и осторожно, боясь разгневать владыку. Они не догадывались, что тот улыбался, читая текст этой песенки, а Ноктем при этом хмурился и злился. Последние полгода сделали его ближе к отцу куда сильнее, чем вся предыдущая жизнь, только признавать это совсем не хотелось.