Вася, тем не менее, боролся недолго. Через несколько минут раздумий он кивнул Заике:

– Ладно, черт с тобой. Может, ломик какой подойдет?

– Где ж ты его здесь найдешь? – уверенно ответил тот. – Нужно заклинаниями попробовать.

– А если ответку поймаем?

– Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Отойдите на пару шагов, я колдануть попробую.

– Только осторожней, Хоттабыч, а то будем потом по жизни унитазами какими ползать.

Я посмотрел на Паляныцю, сделал два шага назад и в сторону. Лучше не находиться на линии заклятия. Заика протянул руку вперед, напрягся, потом громко произнес:

– Маргинум адвиритус, – и плавно взмахнул кистью.

Меня всегда поражала одна деталь: почему заклинания произносились на каком-то тарабарском языке? Вникать в перевод не советую, бесполезно. Помню одно: с помощью него можно вскрыть любой сейф на планете. Однако не в нашем случае. Ларец только смешно подпрыгнул на месте. Мимо.

Вася тоже попытался применить свои знания. С тем же успехом. В конце концов, они с Заикой попеременно издевались над ларцом, который терпеливо сносил все их потуги, то одеваясь в плесень, то покрываясь ржавчиной, то просто взбрыкивая на метр вверх, как строптивый жеребец. В голове у меня вдруг шмыгнула интересная мыслишка.

– Ну, хватит, – я отстранил Паляныцю в сторону, подсел к ларцу, обтер рукой остатки ржавчины с крышки. – Передохните сами и артефакт оставьте в покое.

– Ты чего, Ленчик? – Заика стал в позу непризнанного гения. – Мы только разогрелись.

– Мозги себе разогрей в микроволновке! – отрезал я несколько грубовато. А как иначе? Ясно же, что ларец по-другому открывается!

Я взял его в руки, осмотрел. На крышке находилось совершенно круглое углубление, а сбоку, на стенке образовалась небольшая трещинка, из которой сочилась слезинкой смола.

– Досталось, тебе, горемычный, – прошептал я. – Не обижайся, не со зла мы. Если бы кто мог подсказать, как открыть тебя?

– Что ты там бормочешь? – хихикнул Заика. – Молишься, что ли?

– Заткнись, – посоветовал я. Достал он уже хамить!

Я стер смолу, повертел ларец, поставил его на пол, достал пентаграмму. Свеча мигнула несколько раз, одновременно с ней амулет блеснул золотом. О как! Отвечает, что ли? Я попытался вставить звезду лучом вверх в углубление на крышке, но она никак не хотела вставляться.

– Что за черт? – я озадаченно посмотрел на нее, на ларец. – Почему не подходит?

– Дай-ка мне, – попросил Вася.

– Пробуй.

Как он ни старался, ничего не получалось. Через несколько минут бесплодных усилий его оттер в сторону Заика, сказал снисходительно:

– Учитесь, салаги!

Вовка перевернул пентаграмму двумя лучами вверх. В тишине повис легкий серебристый звон, словно кто-то невидимый задел тонкую струну, и она начала вибрировать. Я зачарованно смотрел, как пентаграмма начала плавиться и заполнять собой углубление. В голове возникла мысль: а ведь на крышке совершенно иной знак! Если смотреть на ларец правильно, то она являлась полной противоположностью, символом… В душе вдруг разлилась волна тревоги.

– Вот как надо, – чуть ли не презрительно посоветовал Вован. Он стоял над нами, как умудренный знаниями учитель над несмышленышами-учениками, гордо взирая сверху вниз и сложа руки на груди.

– Вы ничего не замечаете? – спросил вдруг Вася, подняв вверх указательный палец.

Звон нарастал, превращаясь в неприятный гул. Пентаграмма на крышке задрожала, словно пыталась вырваться на свободу. Только теперь я заметил, что все наши движения несколько раздваиваются, а мы сами словно состоим из нескольких тел. Я провел рукой перед глазами: движение получилось смазанным, рука догоняла сама себя. Посмотрел на Заику. Он напрягся, глаза его сузились, рот перекосило. Помещение вдруг заходило ходуном, роняя на пол мелкую крошку и куски бетона. Их тут же начало кружить, поднимать в воздух, раскручивать все сильнее и сильнее. Паляныця потянул меня в угол, подальше от ларца. Я успел ухватить за руку Заику, с силой рвануть на себя, прежде чем крышка ларца с грохотом открылась, метнула в нас осколки пентаграммы. Платиновый круг ударил Вовку, пятигранник просвистел над ухом, а звезда воткнулась в плечо, пронзив острой болью. Из ларца вырвалось нечто.