Миссис Хартвелл вернулась на Запад прежде, чем Уильям нашел время поговорить с Билли. В соответствии со своими представлениями о том, что для разговоров о любви нужны сумерки и тишина, он ждал, пока не нашел девушку в полном одиночестве на увитой диким виноградом веранде. Он заметил, что она слегка покраснела, когда он сел рядом, и попыталась встать, нервно замахав руками и пробормотав что-то вроде «Я позову тетю Ханну». И тут он решился заговорить.

– Билли, не уходи, – тихо сказал он, притронувшись к ее руке. – Мне нужно кое-что тебе сказать… Я уже давно хотел об этом поговорить.

– Да… конечно, – ответила девушка, падая в кресло. Уильям заметил, что тонкие маленькие ручки дрожат.

Сначала они оба молчали, а потом Уильям тихо заговорил, глядя на горизонт, где еще не угасли отблески заката.

– Билли, я хочу рассказать тебе одну историю. Давным-давно жил-был один человек, у которого был прекрасный дом, молодая жена и крошечный сын. Я не стану перечислять тебе все планы, которые человек строил насчет сына.

Он должен был стать чудесным человеком, может быть, даже великим. Но мальчик умер и унес с собой в могилу все планы. После него остались пустые сердца и огромные пустые комнаты, в которых вечно звучало эхо всхлипов и вздохов. А потом, через несколько лет, молодая жена ушла вслед за ребенком и оставила того человека наедине с болью в сердце и с огромными пустыми комнатами.

Возможно, именно из-за пустоты он вспомнил о своей юношеской страсти к коллекционированию. Он хотел заполнить эти комнаты, чтобы никто больше не слышал всхлипов и вздохов, и он хотел заполнить чем-нибудь свое сердце, смягчить боль в нем.

Он пытался. Собрал свои юношеские сокровища и заполнил ими комнаты, но эхо никуда не делось и сердце все еще болело. Он заказал новые полки и шкафы и начал заполнять их, надеясь, что заполнит заодно и долгие пустые часы, остававшиеся после службы – часы, которые когда-то были слишком коротки, потому что он проводил их с женой и сыном.

Шли годы, и полки, и шкафы заполнялись один за другим. Иногда человек думал, что у него все получилось, но в глубине души он знал, что всего лишь приглушил немного боль в сердце и что стоит сгуститься сумеркам, как в комнатах опять послышится плач. И тогда… может быть, тебе надоело слушать? – спросил Уильям.

– Нет-нет, – ответила Билли, – это очень красивая история и очень грустная.

– Грустная часть закончилась… надеюсь, – тихо сказал Уильям. – Я продолжу с твоего позволения. И тогда случилось чудо. Неожиданно прямо с безнадежного тускло-серого неба свалились юная девушка с карими глазами и маленький серый котенок. Они бегали по всему дому, проказничали, и в каждом его укромном уголке и трещинке поселились смех, свет и счастье. И тут, как будто по волшебству, у этого человека прошла боль в сердце, и плач больше не слышался в комнатах. Он понял, что никогда больше не станет пытаться заполнить пустоту в сердце бессмысленными вещицами из глины и металла. Он знал, что хочет только, чтобы девушка с карими глазами оставалась рядом, и надеялся, что так и будет. Но не успел он погреться в ее тепле, как все закончилось. Девушка и котенок исчезли так же внезапно, как и появились. И человек не знал, почему.

Он знал только, что боль вернулась и даже стала еще сильнее, и что дом сделался еще мрачнее, чем раньше. И теперь, Билли, – голос Уильяма дрогнул, – от тебя зависит, как закончится эта история. Это ты решишь, будет ли дальше болеть сердце этого человека, состарится ли он в одиночестве, и будет ли в его комнатах и дальше слышаться плач о прошлом.