– И еще это, – сказала Билли, – и это, – продолжила она, играя одну мелодию за другую. Сирил узнавал их все.

– Билли! – воскликнул он, когда она закончила и посмотрела на него. – Билли, вы не хотели бы научиться играть по-настоящему, по нотам?

– Конечно!

– Тогда решено! Завтра мы поставим у вас в комнате пианино. Я сам буду учить вас.

– Мистер Сирил! Спасибо! Огромное спасибо, – крикнула Билли и выбежала из комнаты, чтобы рассказать тете Ханне эту чудесную новость.

Билли обещание Сирила стать ее учителем казалось очень добрым и великодушным, но она вовсе не удивлялась ему. Бертрам же изумился этому до крайности.

– Подумать только, – сказал он Уильяму, услышав новости. – Теперь я во все поверю. Даже в то, что ты распродашь свою коллекцию чайников на следующей благотворительной ярмарке или что я поеду в Египет писать путеводитель для Кука. Сирил будет давать Билли уроки музыки! Сирил!

Бертрам заявил, что Страта перестала быть таковой. Билли и Спунк вызвали такой беспорядок, что решительно невозможно стало сказать, где заканчивается один слой и начинается другой. Там, где не было Билли, обязательно был Спунк.

– Вот смотри, – объяснял он однажды изумленному другу, – Билли берет у Сирила уроки музыки и позирует мне для одной из моих «Головок». Разумеется, всякие женские мелочи вроде вышивки, ниток, наперстков и шпилек то и дело оказываются в комнатах Сирила или в моих, не говоря уж о комнатах Уильяма. Она постоянно заходит туда, чтобы поискать Спунка, если не находит другого предлога.

Видишь ли, Спунку этаж Уильяма нравится больше других, потому что там столько восхитительных вещиц, с которыми можно поиграть, но это вовсе не значит, что котенок там остается, не думай даже. Он очень компанейский малый, поэтому его обычный маршрут выглядит так: он прыгает на полку, сбивает с нее какой-нибудь предмет, который привлек его внимание, берет его в зубы и тащит… Куда ему в голову взбредет. Сирил обнаружил его наверху с миниатюрой, изжеванной до полной неузнаваемости. А тетю Ханну чуть удар не хватил, когда он появился в ее комнате с огромным черным жуком – мертвым, разумеется. Он выудил его из витрины, которую Пит оставил открытой. Что же до меня, то могу поклясться, что крошечный круглый белый камешек, которым он играл в моей комнате, был одним из тех, с которых началась коллекция Уильяма.

И это еще не все, – продолжал Бертрам, – Билли приносит свои ноты вниз показать мне и таскает мои «Головки» по всему дому, демонстрируя их всем подряд. Везде лежат вязаные шали, потому что тетя Ханна боится сквозняков, а Билли держит их под рукой. Сам видишь, больше мы никакая не Страта.

Билли действительно совершенно освоилась на Бекон-стрит. Даже слишком освоилась, как считала тетя Ханна. Тетя Ханна вообще сильно тревожилась. Однажды в конце мая она решила поговорить с Уильямом начистоту.

– Уильям, что ты собираешься делать с Билли? – внезапно спросила она.

– Делать с ней? О чем вы? – ответил Уильям с довольной улыбкой, которая не сходила с его лица в эти дни. – Это дом Билли.

– И это хуже всего, – вздохнула старушка и покачала головой.

– Хуже всего? Тетя Ханна, что вы такое говорите? Вы не любите Билли?

– Что ты, Уильям, конечно, я люблю Билли. Как можно ее не любить? Но я не об этом. Я думаю о самой Билли и о вас всех. Она не может жить здесь. Ей нужно уехать в школу или еще куда-нибудь.

– Она и уедет, в сентябре, – ответил Уильям. – Сначала пойдет в подготовительную школу, а потом, возможно, в колледж.