– Конечно нет, – согласился Сирил, – но тут нет ничего невежливого, потому что я просто задал вам вопрос. Судя по всему, – тут в его глазах что-то блеснуло, – я занял место где-то рядом с дождливыми днями и рубцом.

– Что?

– Рубец и дождливые дни. Если мне не изменяет память, это единственные вещи, которые вы не любите.

Девушка засмеялась.

– Вот! Я же знала, что вы мне понравитесь, если только заговорите, – просияла она. – Давайте больше не будем об этом. Поиграйте мне, пожалуйста. Вы обещали сыграть мне «Молитву девы».

Сирил застыл на месте.

– Простите, но вы ошибаетесь, – холодно ответил он. – Я не играю «Молитву девы».

– Жалко! Я ее так люблю! Но вы играете много чего другого. Я немного слышала, а мистер Бертрам говорит, что вы выступаете на всяких концертах.

– Правда? – Сирил приподнял брови.

– Конечно! Мистер Сирил, почему вы снова такой тихий и угрюмый? – улыбнулась Билли. – Знаете, что? Мне кажется, что у вас «нервы»!

Голос Билли звучал так трагично, что Сирил рассмеялся.

– Возможно, мисс Билли.

– Прямо как у мисс Летти?

– Я не знаком с этой дамой.

– Ха! А из вас бы получилась отличная пара, – вдруг воскликнула Билли, – нет, правда! Вы же тоже хотите, чтобы все люди ходили на цыпочках и говорили шепотом?

– Ну, пожалуй, иногда.

Девушка вскочила и тяжело вздохнула.

– Тогда я пойду, но приду еще раз! – Она помедлила, а потом подошла к пианино. – Как бы я хотела на нем сыграть.

Сирил вздрогнул. Он мог себе представить, что бы играла Билли. А он не любил ни регтайма [3], ни кекуока [4].

– Вы играете? – принужденно спросил он.

Билли покачала головой.

– Практически нет. Совсем чуть-чуть, – тоскливо ответила она и двинулась к двери.

Несколько минут после ее ухода Сирил стоял на месте, мрачно глядя перед собой.

– Я полагал, что способен сыграть что-нибудь достойное, – пробормотал он наконец, – но «Молитва девы»! Святые небеса!

Билли немного стеснялась Сирила, когда он спустился к ужину. Следующие несколько дней она старалась держаться от него подальше. Однажды Сирил даже подумал, уж не боится ли она его «нервов». Впрочем, он не стал выяснять – он был твердо уверен, что она сама решила оставить его в покое.

Прошло, должно быть, не меньше недели с визита Билли на верхний этаж, когда Сирил вдруг оборвал игру и открыл дверь, чтобы спуститься вниз. Но на первой же ступеньке он замер.

– Господи, Билли! – воскликнул он.

Девушка сидела на лестнице. При его появлении она в ужасе вскочила на ноги.

– Билли, ради всего святого, что вы здесь делаете?

– Слушаю.

– Слушаете?

– Да. Я вам мешаю?

Он не ответил. Он слишком удивился, чтобы найти подходящие слова, и заодно пытался вспомнить, что именно играл.

– Понимаете, слушать музыку – это не то же самое, что подслушивать… разговоры, – торопливо пояснила Билли. – Я же никого не обманываю?

– Что? Нет.

– Я вам не мешаю?

– Честно говоря, нет, – признался он.

– Тогда я могу продолжать. Спасибо, – с облегчением вздохнула Билли.

– Продолжать? Вы уже приходили сюда?

– Да, несколько дней. Мистер Сирил, а что это такое, та вещь, где все время басовые ноты, и они что-то говорят, что-то прекрасное и великолепное, и оно становится все больше и величественнее, как будто ничто его не остановит, а потом все заканчивается бурным триумфом? Что это?

– Господи, Билли, – на этот раз интерес на лице Сирила был неподделен, – хотелось бы мне, чтобы все понимали мою музыку так, как вы. Это мое сочинение. То, что я сейчас пишу. И я хотел выразить именно то, что вы услышали.

– А я это услышала! Пожалуйста, поиграйте еще, не закрывая дверь!