Дежурный пролистнул паспорт, задержал взгляд на фото, перевел на посетительницу.

Придраться не к чему. Новенький, месяц тому назад выданный паспорт гражданина СССР. Данные в нем и в листе посещений абсолютно совпали, фото в паспорте и внешность тоже. Часы, на которые дежурный мельком взглянул, показывали именно то время, что указано в листе. Досмотр личных вещей состоялся еще на входе. Никаких препятствий к посещению нет.

И все же сотрудник охраны медлил.

Не то, чтобы он усматривал в гостье нечто необъяснимо подозрительное. Напротив, интуиция и опыт, с годами слившиеся в единое целое, уверенно подсказывали, что подвохов здесь нет. Эта дама действительно идет на прием к председателю Реввоенсовета, народному комиссару по военным делам Союза Льву Давидовичу Троцкому, и более того, он сам ждет ее с нетерпением, еще с утра справлялся о ней…

Но вот именно это и напрягало.

– Что-то не так? – мягко спросила женщина.

Ч-черт! Уловила.

Пауза и пары секунд не продлилась, а она угадала… Ведьма!

Это словечко выпрыгнуло само собой, помимо воли, и прошлось по душе неприятно, шероховато. Но глубинное, даже не профессиональное, а исконно человеческое, заложенное во тьме времен чутье просигналило чекисту: да! Так и есть. Слово дремучее, дурное, но от словесных перемен суть не изменится. Как хочешь назови…

– Цель вашего посещения? – он постарался быть как можно суше.

Гостья чуть обозначила улыбку:

– Личная беседа. Председатель РВС пригласил меня для консультации.

И умолкла, дав понять, что о дальнейшем спрашивать – охраннику не по его чину.

Тот ощутил этот тон, не ошибся. Вообще, в мягкости обращения этой особы умело была спрятана колкость, не выпускаемая на поверхность. Человек простодушный наверняка этого бы просто не заметил. Но чекиста служба отдрессировала тонко ловить оттенки людских настроений. А вернее, отточила то, что в нем, видимо, было заложено от природы. Это уж или дано, или нет. Ему – дано.

«Ведьма,» – повторил он про себя уже осознанно, недобро, успев вспомнить, что Лев Давидович, по слухам, очень неравнодушен к психологам, гипнотизерам, медиумам… такого рода публике. Вот и у них в ОГПУ – специальный отдел под руководством Глеба Бокия, за семью замками, где собрались какие-то чуть ли не чернокнижники; этот отдел, опять же, по слухам возник при самой энергичной поддержке Троцкого. Вот и эта… похоже, из них же. Как ее, черт…

Он скосил взгляд в лист приглашенных. Шпильрейн! Да. Сабина Николаевна Шпильрейн. Тьфу!

Все это, начиная со второй «ведьмы», промчалось в мозгу контролера в доли секунды, не отразившись на лице ровно никак. Худощавое, маловыразительное – лицо провинциального мастерового средней руки – оно исходно служило отличным фильтром для эмоций, а чекистская выучка тем более сковала его в маску профессионального бесстрастия.

– Проходите, – он вернул паспорт владелице. – Туда по коридору, потом направо, подниметесь на два этажа. Там еще один пост проверки документов. Будьте готовы.

– Всегда готова, – произнесла дама все с той же неуловимой подколкой, взяла паспорт и отправилась в указанном направлении.

Все, что позволил себе чекист – бросить взгляд вслед идущей, отметив странноватую походку: сутулую и вроде чуть прихрамывающую, точнее, даже, просто неряшливую, невыработанную. Не учили правильной осанке – и со спины эта самая Сабина Николаевна выглядела заметно постарше, чем с лица.

Он легко восстановил перед мысленным взором это лицо: как будто не русское, но и не явно выраженное еврейское, какое-то нетипично-восточное, что ли. И взгляд… кгм! Взгляд глубоко посаженных глаз, он, конечно, не простой… от такого взгляда кому-то может стать не по себе, это легко представить. Нет, слухи слухами, а ведь и правда, собирает Троцкий близ себя каких-то колдунов, вещуний, черт-те кого… пропади они все пропадом! А что это значит? А очень просто значит: грядет битва за власть. Смертельная! Пощады в ней нет и быть не может. Это как в древнем Риме, как они…