– В смысле?

– Ну, не знаю, как сейчас развлекается молодежь. Кино, кафе, клубы? Я оставил распоряжение Леону, ты можешь ездить в город. Только возвращайся, пожалуйста, до двенадцати. А если вздумаешь задержаться, то предупреди.

Ник повел плечом. В клубах он ни разу не был, да его и не тянуло.

– Деньги на первое время у тебя в столе. Ты видел?

– Да. Спасибо.

– Кстати, у нас в поселке, в новой его части, живут Дальшевские. Младший, Роберт, кажется, твой одноклассник? Вы могли бы сходить куда-нибудь вместе.

– Не думаю, что это хорошая идея, – рассеянно отозвался Ник. Играл дед отлично.

– Тогда с кем-нибудь из твоих друзей по детскому дому.

Ник почесал бровь пешкой.

– Так, через два хода мне мат. Будем доигрывать? Или и так все понятно?

– Может, еще одну?

– Давайте.

За окном, в ранних сумерках, зажглись фонари. Молочно-белые шары висели между черными деревьями, отбрасывая причудливые тени.

Просохли тропинки и обросли по обочинам травой. Деревья стояли в зеленой дымке. Ник договорился с дедом, чтобы Леон подъезжал попозже и ждал на Большой Корабельной.

После уроков шел пешком через Гостиный мост. Слева вдалеке виднелись купола Морского собора. Справа врезались в Ладу крепостные стены. Проплывали туристические теплоходики и катера.

С набережной Ник сворачивал на Театральную. Афиши на тумбах кричали о закрытии сезона. Плакали и улыбались маски на фасаде. Грустный мим с нарисованной слезинкой зазывал к кассам. Рядом прыгал на ходулях и тряс бубенчиками шут.

Художественное училище оставалось в стороне. Иногда Ник делал крюк и проходил мимо. Замедлял шаг у кованой ограды, вглядываясь в лица девушек.

…В тот день выпал первый снег. Безветренная погода – редкость для Сент-Невея, а тогда пушистые хлопья невесомо парили в воздухе. Они казались очень яркими на фоне каменных стен. Пахло приближающейся зимой и почему-то хвоей, может, как напоминание о Новом годе.

Ник возвращался из гимназии, и дорога проходила мимо художественного училища. Он поравнялся с крыльцом, когда вышла девушка в узких брючках и голубой куртке, капюшон с белой опушкой был накинут на голову. Ник сбился с шага, засмотревшись. Как картина: деревянная рама дверного проема, на темном фоне – очень светлое лицо в меховом обрамлении. На лице выделялись огромные серо-голубые глаза. Не здешние. Не сегодняшние. Казалось, их придумал художник еще в те времена, когда не было шумных автомобилей, суетливой толпы, телефонов и электричества. Девушка вышла под снежное небо, улыбнулась и запрокинула голову, ловя хлопья губами. Капюшон упал, освободив пушистое облако русых волос.

Девушка прошла мимо, а Ник так и стоял у ограды – дурак дураком.

Потом снег растаял и выпал снова, но уже колючими, смерзшимися крупинками. Обледенели тротуары, водосточные трубы постукивали сосульками. Ветер полировал покрытые изморозью деревья. Нахохлились прохожие, втянули головы в плечи. Свинцовая Лада дышала холодом, заставляя ускорять шаг. Ник забыл девушку в голубой куртке и вспомнил случайно, просто потому, что в Сент-Невее опять поменялась погода. Утащило косматые облака, успокоилась Лада. Было морозно, но солнце казалось ярким, и снег падал медленно, разлапистый, слипшийся в хлопья. Ник шел мимо училища. Остановился у забора наудачу: подождет минут пять и пойдет дальше.

Ему повезло.

Девушка вышла все в той же голубой куртке. Капюшон был опущен, его сменила пушистая белая шапочка. Через плечо на широком ремне висел плоский деревянный ящик, кажется, тяжелый. Девушка прошла мимо, посмотрев Нику в лицо огромными глазищами, доброжелательно и с любопытством.