— Я хочу уйти.

— В лесу опасно, особенно ночью, — Урош делает бесшумный шаг и скалится. — Волки тут водятся, и они будут не против полакомиться милой девочкой.

— Да, — я сглатываю, — слышала я одного…

— И как тебе?

— Как мне что?

— Его песня, — Урош очаровательно улыбается и горделиво встряхивает волосами.

Я немного озадачена вопросом.

— Жутко, — отвечаю я и ежусь.

— Ладно, так меня тоже устраивает, — смеется и шагает.

— Нет! — вскидываю руку. — Не подходи!

— Что? — Он возмущенно охает. — У тебя машина дымит, дай посмотрю.

Я отскакиваю от Уроша в сторону, а он нагло открывает капот и с ругательствами отшатывается от клубов дыма. Отступаю на несколько шагов, и он тут же переводит на меня тяжелый взгляд.

— Во-первых, ты заблудишься, во-вторых, тебя могу сожрать, и, в-третьих, с твоей колымагой все плохо.

— Да ты даже не посмотрел, — сипло отзываюсь в надежде, что когда он обратит свой взор на нутро машины, я по-тихому слиняю.

— Пошли в дом.

— Нет.

— Да.

— Нет.

— Быстро в дом! — рявкает, и мне кажется, что глаза Уроша на мгновение вспыхивают желтыми огоньками в темноте. — Никто тебя не отпустит одну в ночь! Повторять не буду, — понижает голос до вибрирующего рыка. — Никто тебя не съест.

Ноги идут к дому под гнетущим взглядом Уроша, но мою грудь переполняет желание скрыться в ночных тенях с криками. Я не хочу в дом, где распивают алкоголь трое мужчин. Любой потом скажет в случае чего, что я сама-дура-виновата, но меня будто лишили воли и на невидимом поводке тянут крыльцу.

— Домой хочу…

— Да не нервничай ты так, — Урош бесшумной тенью следует за мной, а мне чудится, что это не шаги человека, а поступь зверя. — Накормим, напоим, обогреем.

На последнем слове он хмыкает, и я тихо шепчу:

— У меня есть парень…

Ложь моя неубедительная и жалкая. И даже если бы где-то у меня и был молодой человек, то что бы поменялось? Разве смог бы он выступить против трех выпивших мужчин в попытке отстоять мою честь? Да кадык бы ему вырвали и схрумкали. Передергиваю плечами. Я не об избиении или убийстве подумала, а о каннибализме. Они бы точно сожрали моего воображаемого парня, а со мной сотворят нечто иное.

— Парень, говоришь, — с коротким смешком перескакивает низкие ступени крыльца и услужливо распахивает передо мной дверь, вглядываясь в лицо. — Нехорошо лгать, милая, Альфе.

У меня внезапно ноги подкашиваются от его низкого и сердитого голоса, и до костей пробирает страх.

— Тише, — Урош приобнимает меня за плечи, не позволяя осесть на пол.

Он втягивает носом воздух у моего виска, и перед глазами все идет размытыми пятнами. Я чувствую его напряжение, жар и возбуждение. Прерывистое и горячее дыхание обжигает кожу, и от него веет чем-то терпким и мускусным. И этот едва уловимый запах отзывается теплой тяжестью внизу живота и ногах.

— Сладкая девочка.

Пальцы дрожат, а сердце колотится о грудную клетку, оглушая меня гулкими ударами. Я в ловушке.

— Прошу… — жалобно поскуливаю я в его руках, — отпустите… я хочу уйти…

— А твой запах говорит о другом, — хрипло шепчет в ухо, — слова здесь ничего не значат. Мы чуем ложь.

— Я, правда, хочу домой…

— Но я чую иное желание.

Увлекает в дом, и дверь за нами бесшумной затворяется. Я обреченно оглядываюсь и вздрагиваю в объятиях Уроша, когда вновь принюхивается к моим волосам, а затем и вовсе касается кончиком языка скулы, словно пробует меня на вкус. Кожа горит от его слюны, и по телу прокатывается волна слабости и жара.

— Вечер перестает быть тоскливым.

4. Глава 4

Урош заводит меня в гостиную, а я забыла, как дышать: делаю два выдоха и только один вдох. Голова кружится, ладони вспотели, а в груди сердце будто на последних оборотах работает и вот-вот остановится.