Я тоже злюсь. У меня не получается так быстро выхлебать пиво, но я очень стараюсь, потому что тоже хочу показать, насколько я раздражена после почти-обморока. Даже не смогли отправить меня в нокаут! Стоило погромче порычать, погавкать!

— Мы не гавкаем, — глухо хрипит Урош. — Мы не собаки, Мила.

И банку я не могу смять в лепешку, как получилось у оборотней, которые невероятно оскорблены моими мыслями о том, что им не мешало полаять для глубокого обморока. Я встаю, ставлю банку на пол и наступаю на нее. Скрежет, и я оглядываю каждого исподлобья. Да, мальчики, это могут быть ваши яйца.

— Что это еще за фокусы? — Горан вскидывает бровь.

— Бесите, — цежу сквозь зубы.

Вынудили меня их поцеловать, а я девочка скромная и мне даже сны эротические никогда не снились. Горан приподнимает бровь и в следующую секунду стены и пол вибрируют от его хохота. Йован и Урош присоединяются к гоготу друга, а мне не остается ничего кроме, как вспыхнуть гневом, как спичка, и стянуть мокрую футболку, что неприятно липнет к коже, а под ней майка на тонких бретельках. Тоже мокрая.

Смех обрывается молчанием, а я откидываю футболку в сторону и понимаю, что моя злость играет против меня. Мне не простят, если я тут в ярости сорву одежду.

— Я мокрая, — пытаюсь оправдаться и накрываю лицо рукой, потому что фраза получилась очень двусмысленной. — Мне надо переодеться.

— Раздеться, — сердито поправляет меня Йован.

— Тогда вы точно глотки друг другу перегрызете, — серьезная отговорка, чтобы не разоблачаться.

— Раздевайся, — Урош ухмыляется и волосюхами своими встряхивает. — Или претворим в жизнь твои фантазии с порванной одеждой.

— Так, может, она этого и ждет? — Горан делает ко мне шаг и скалится.

— Да подавись! — взвизгиваю я, стягиваю майку и застываю изваянием под гнетущим молчанием.

Их взгляды прожигают во мне дыру, а соски набухают, наливаются кровью и тянут легкой болью. Пиво меня, конечно, наделяет смелостью, но она граничит со слабоумием. Смотрят на мою грудь так, будто не думали, что она у меня есть.

— Маленькая, как я люблю, — сипит Урош и сглатывает.

— И соски розовые, — кивает Горан.

— И торчат, — констатирует факт Йован и нервно приглаживает волосы, не отрывая взгляда от моей груди. — Им хоть стекло режь.

Что делать? С визгом прикрыться ладонями? Нелепо и глупо. Такой сценарий проканал бы, если бы кто-то внезапно ворвался в ванную комнату, где я принимаю душ. Отвернуться и заплакать, потому что я — неадекватная девственница, которая сначала оголяется, а потом рыдает?

Происходит нечто странное. Оборотни медленным шагом выхаживают вокруг, настороженно оглядывая меня, и тихо порыкивают, то и дело зыркая друг на друга.

— Господа, — заявляет Йован, — это испытание нашей дружбы. Прежде ей ничего не угрожало.

— Возможно, сама Мать Луна нас испытывает, — Урош похрустывает шеей и разминает плечи, — случайности никогда не бывают случайны.

— Да вы, мать вашу, философы, — Горан отпинывает банку с пути. — Если эту суку кто и привел к нам, то сам черт.

14. Глава 14

Горан замирает за моей спиной и втягивает носом воздух у шеи, коснувшись теплой ладонью правой ягодицы сквозь ткань штанов.

— Кое-что на тебе лишнее, Мила, — шепчет на ухо.

— Согласен, — глухо отзывается в другое ухо Йован, а Урош глаз не отводит от моей груди.

— Прямо в душу смотрят.

— Мила, — требовательно повторяет Горан и кончиком языка поддевает мочку. — Тебе не только маечку надо снять.

Самое время упасть в обморок. Я не одобряю волчьи драки, но и стриптиз перед тремя мужиками тоже не приветствую. До дрожи в коленях и сиплых выдохов.