Казалось, сам лес говорил Тане: «Домашней собаке не место среди дикой природы!»

«А где моё место? – уныло думала страшно голодная Таня. – Сколько иду в одном направлении вдоль реки, а всё запаха людей и эльфов нет! Нет тёплых ароматов человеческого жилья, запахов охотничьих костров, и собачьи следы оставляю здесь только я. Даже в небе не видно ни одного летательного аппарата, словно я незаметно прошла порталом на незаселенную планету!»

На третий вечер странствий в поиске пищи и разумных существ Танин слух привлек странный шум: словно кто-то пытался выкарабкаться из-под земли. Царапающие звуки сменялись звонкими, распадающимися на отдельные дробные капли хлопками, как от падения крупного тела в мелкую лужу.

Навострив уши и принюхиваясь, Таня двинулась к источнику звуков. Вскоре она оказалась у края ямы – в этом месте небольшой подземный приток реки создал под землёй промоину, образовав естественную ловушку: любой достаточно тяжелый зверь, ступив на тонкий слой земли, прикрывавший эту промоину, неизбежно должен был провалиться вниз, под переплетённые корни деревьев, аркой окаймлявшие мокрое дно глубокой ямы. Наступить на этот предательский тонкий слой не повезло крупному серому волку. И сейчас он старательно, но безрезультатно, пытался допрыгнуть до корней наверху или взобраться вверх по глинистому, скользкому, выгнутому дугой над головой склону.

При виде рыжей собаки, просунувшей морду в яму, волк злобно ощетинился и зарычал.

«Неразумное животное, – покачала головой Таня, – чего рычит? Вот испугаюсь я и сбегу – кто тогда ему поможет? Впрочем, чего мне бояться, если он точно никогда самостоятельно из ловушки не выберется? И опять-таки – в чём тогда смысл его угрожающего рыка?»

Волк словно подумал о том же самом: он перестал скалиться, встал на четыре лапы, задрал голову кверху и повёл носом, принюхиваясь к Тане. Та в ответ тоже демонстративно принюхалась и дружелюбно заворчала, заявляя о своих мирных намерениях. Волк переступил с лапы на лапу и тоже утробно заворчал, потом коротко проскулил, смотря на Таню умными и хитрыми жёлтыми глазами. Зверь явно просил о помощи, а Таня понимала, что никак не может бросить на голодную мучительную смерть живое существо – совесть человеческая потом покоя не даст.

Глубина ямы была метра четыре, не меньше. Человеку достаточно было бы сбросить вниз крепкую длинную палку, которую он мог бы вбить, как шест, и вылезти наверх, но звериные лапы – не руки. Таня задумалась. Человеческий ум не раз выручал её в зверином теле, должен был и сейчас не подвести. Так и вышло: большой засохший куст невдалеке навёл на мысль. Таня бросилась таскать к яме весь сухостой, все упавшие ветки, какие удавалось найти, и скидывать их вниз. Волк быстро смекнул, что она пытается сделать: всё сброшенное он срывал в одну большую кучу, уминая её лапами для большей плотности, создавая себе высокую площадку для прыжка. Однако яма была глубокой, а зубы меньше пары рук приспособлены для собирания хвороста, так что Тане долго пришлось обегать окрестности, собирая подходящий материал для забрасывания дыры. Дело было сделано наполовину, когда из ближайшего ельника выскочила небольшая стая волков – штук десять серых длинноногих хищников.

Таня замерла с очередной палкой в зубах по другую сторону ямы. Пленник подземелья явно учуял сородичей и коротко затявкал из глубины. Пушистая волчица, возглавлявшая стаю, метнулась к яме, злобно рыча на Таню и явно раздумывая, какая задача первоочерёдна: растерзать пришлую собаку или выяснить, что случилось с товарищем. Таня бросила палку к лапам, вся подобралась, вытянув хвост трубой, настороженно поводя ушами, но не делая резких движений и не отступая ни шага назад. Попытку отступления могли счесть бегством, а это наверняка спровоцировало бы зверей на нападение. Она промолчала в ответ на рычание волчицы, лишь настороженно переступила лапами, вытянула морду и повела носом – так встречались собаки в пиллоке, когда дружественно предлагали мир.