Тереза бросила взгляд в зеркало, завела руки за голову и оказала себе такую же любезность. Схватив зеленые косы, она сунула их под подушку, а ножницы бросила к осколкам разбитого кувшина, туда, где все еще лежала я, оглушенная болью.

Из-за угла показалась мисс Саламанка. Она уперла руки в бока и внимательно осмотрела место происшествия. Чтобы разглядеть директрису, мне пришлось вытянуть шею. Онория Брисбен по-прежнему грудой накрывала мое тело.

– Мэйв Меррит, – презрительно сморщила нос мисс Саламанка, демонстрируя очаровательно выступающий передний зуб. – И почему я не удивлена? Что вы сделали с мисс Брисбен?

Я лежала на полу, покрытая кровью и синяками, изнемогая под тяжестью Онории Брисбен, и меня же объявили виноватой? Я бы больше огорчилась сей жестокой несправедливости, да только давно привыкла к подобному отношению.

Тереза тут же подскочила поближе, убедительно заливаясь слезами.

– Она бросилась на нас с ножницами, мисс Саламанка! – всхлипнула мерзавка. – Пришлось отбиваться кувшином!

Мисс Саламанка, сморщившись, плотно сжала губы – ни дать ни взять чернослив на длинных ножках. Я с трудом поднялась на ноги, не заботясь, что станет с Онорией. Но мои движения привели ее в чувство.

– Зеленый человек, – слабо пробормотала она. – Какая жуть…

От острого слуха Старухи Салли ничто не ускользало.

– Что она говорит? «Зеленый человек»? Мужчина? – Тон директрисы, и не впервые, сообщал, что она не в силах постичь, для чего Всевышний создал мужчин.

Тереза помогла Онории подняться, при этом намеренно оттоптав мне ноги.

– Чепуха, – простонала она под весом подруги. – Онория вечно грезит наяву. То ей видятся говорящие лягушки, то фиолетовые кошки. А теперь – зеленый человек. Отведу-ка я ее в кровать.

– Какая заботливая девушка, так переживает за подругу… – вздохнула мисс Саламанка и осеклась: ее посетила чудовищная мысль: – Как я объясню отцу мисс Трезелтон, что случилось с ее волосами?!

Повернувшись, она бросила на меня устрашающий взгляд.

– Когда закончите убирать беспорядок, который вы здесь развели, мисс Меррит, приходите ко мне в кабинет. Сегодня вам не грозит мягкая постель и задушевная болтовня с соседкой по комнате.

На следующее утро еще до рассвета, перепачканная углем, я проковыляла в свою спальню. Мисс Саламанка наказала меня ночевкой – вернее, бдением – в угольном чулане. Под утро она выпустила меня переодеться, велев поскорее вернуться и продолжить отрабатывать провинность.

Чулан с углем находился возле кухни, рядом со спальней миссис Грубойл, потому вызвать Мермера я не посмела. Все равно он бы не влез в тесную каморку. Хотя, если подумать, в банке сардин джинн поместился, наверное, и с чуланом бы как-нибудь справился. Однако я слишком злилась на себя за то, что потратила желание впустую, а главное – позволила Терезе Трезелтон увидеть Мермера, поэтому не могла даже думать о новом. Нужно загадывать осмотрительнее. Уж в следующий раз я использую джинна на всю катушку.

Косы! Целую ночь я терзалась от собственной глупости. Почему я попросила выкрасить косы, а не всю голову? Сама предоставила Терезе шанс отрезать и спрятать улики! Надо было сделать обеих девчонок зелеными с головы до пят!

Я как наяву услышала ворчание матери: «Мэйв Меррит, и когда ты только научишься думать?!»

Проходя по коридору, я увидела, как из своей комнаты вышла Виннифред Херциг. Заметив мою испачканную в угле физиономию и одежду, Виннифред разинула рот.

– Иди куда шла, Винни, занимайся своими делами.

– Не будь такой грубой, Мэйв, – сказала она вслед моей удаляющейся спине. – У меня столько же прав находиться здесь, сколько у тебя.