– Она не нудная и не бессвязная, – возразила Эбигейл, правда, не решаясь посмотреть ему в глаза.

Должно быть, Брюс это заметил, потому что слегка побледнел.

– Да, я облажался, – сказал он.

– Нет, нет, нет. Ты не облажался. Просто твоя честность…

– Тебе стало неловко.

– Думаю, да.

– Может, нам лучше забыть, что я сказал все то, что сейчас сказал?

– Нет, ни в коем случае. Ты мне тоже нравишься, и я хочу и дальше видеться с тобой. Если честно, у меня нет той уверенности в наших отношениях, которая, похоже, есть у тебя, но, возможно, просто сейчас я нахожусь в подвешенном состоянии. Может, мне стоит оставаться в Нью-Йорке чуть дольше, чем я планировала. Мы будем и дальше видеться, и я обдумаю твое предложение выплатить часть моих студенческих кредитов. Но я не хочу, чтобы ты снова поднимал эту тему, пока я этого не сделаю.

Было видно, что у Брюса камень свалился с души, на щеках снова появился румянец.

– Договорились, – сказал он.

После этого разговора Эбигейл позволила себе расслабиться с этим новым, странным мужчиной. Несмотря на его успех и богатство, было в нем нечто детское и наивное. Как и она, Брюс любил фильмы ужасов, но не видел ничего из киноработ прошлого века, и Эбигейл познакомила его с шедеврами жанра ужасов 1970-х годов. Она показала ему уголки Нью-Йорка, которые он никогда не открыл бы для себя. Однажды они вместе отправились на выходные в Филадельфию, чтобы посетить ее любимый музей «Мюттер», место, известное своими экспозициями старинных медицинских инструментов и многочисленными черепами и скелетами. Как оказалось, у него тоже имелась склонность к жутким вещам или, по крайней мере, интерес. Ему действительно нравились многие старые фильмы, которые она ему показывала. А еще он признался, что, когда впервые увидел ее в той кофейне, помимо всего прочего, его привлекло к ней то, что она выглядела как женщина из другого времени.

– Во что я была одета? Я не могу вспомнить, – сказала Эбигейл.

И Брюс в мельчайших деталях рассказал ей, что на ней было черное платье с высоким белым воротником, а ее волосы были стянуты лентой в горошек. Эбигейл не стала говорит ему, что обычно она завязывала эту ленту, когда пару дней не мыла голову.

Что ее и впрямь тревожило, так это то, что ей нравилось быть с Брюсом лишь из-за его готовности знакомиться с чем-то новым. Вдруг со временем этого будет недостаточно? Но он тоже открыл для нее новые вещи. Дорогие рестораны. Любовь к коктейлям. Даже сводил ее в оперу – они сходили на постановку «Макбета», – и для Эбигейл это был поистине уникальный опыт приобщения к большому искусству.

Были у Брюса качества, которые она действительно полюбила. Несмотря на весь свой успех, он был ужасно ранимым. В некотором смысле он напоминал ей отца, вечно подвергавшего сомнению свою жизнь, вечно искавшего поддержку и одобрение. Было в нем нечто пассивное, отчего Эбигейл чувствовала себя сильнее в его присутствии. Она не знала, хорошо это или плохо, но такие отношения ее вполне устраивали.

В глубине души она знала: Брюс влюблен в нее сильнее, чем она в него. Но разве не так бывает с каждой парой? В любых отношениях всегда есть тот, кто любит чуть больше, чем другой. И разве не лучше быть тем, кто любит меньше?

Через год после того, как они начали встречаться, они обручились, кредиты на учебу были выплачены, и Брюс уже давил на Эбигейл, чтобы она позволила ему инвестировать в восстановление театра «Боксгроув».

– Ты потеряешь деньги, – сказала она ему.

– Тогда мне спишут налоги. В любом случае я в выигрыше.