– Мы не хотели тебя беспокоить, – наконец сказал я, чувствуя, как масло течет по подбородку, – но наш атташе в Германии прислал один вопрос.

Линн ничем не выдала себя, хотя знала, что я несу полнейшую чепуху.

Род оторвался от еды, жадно глотнул кофе с молоком и наконец сказал:

– Валяй.

– Он спрашивает, посещал ли Конрад Соединенные Штаты после выхода в отставку.

– Посещал. Тогда я еще жил в Бостоне, не в Тампе.

– Я думал, ты здесь прямо после армии поселился.

– Нет, я некоторое время жил в Бостоне, а потом мама сюда переехала.

– Понятно. – Интересно, почему это раньше не всплыло? – И что Конрад делал в Штатах?

– Навещал своих родственников в Огайо.

– А тебя навестил? Заехал в Бостон?

– Да, но это был просто визит вежливости.

– Визит вежливости?

– Он сам его так назвал. Точно помню, именно так он и выразился.

– И что же это был за визит?

– Да обычная встреча. Он рассказал мне, что творится в Германии и на базе. Потом уехал. У него была пересадка.

– То есть просто поболтали?

– Ага. Вспомнили старые времена.

Новый вопрос: знали ли в ВРО об этом визите? Если знали, собирались ли они нам о нем рассказать? Впрочем, пока они не рассказали нам вообще ни черта.

– И когда это было? – спросил я.

– Точно не скажу, но уж точно после того, как я провалил анализ мочи [тот же ироничный тон], и до того, как мама сюда переехала. Может, весной 86-го?

К тому времени Конрад уже несколько лет был на примете у ВРО. Какая прекрасная возможность арестовать его на американской территории, чтобы судить в американском суде! Вот черт…

– Он один приезжал?

– Кажется, да. По крайней мере, ко мне на встречу он пришел без семьи.

– А подарки привез какие-нибудь?

– Подарил мне маленький колокольчик – в Германии такие часто продаются в аэропортах и сувенирных лавках.

– Колокольчик? Странный выбор.

– Да нет. Из Франции привозят маленькие Эйфелевы башни. Из Германии – колокольчики. Ничего особенного.

Линн сказала что-то по-немецки, и я предположил, что это было нечто вроде: «Точно, у меня их целая полка». Я различил лишь три слова – da, mein и glocke – и решил, что последнее как-то связано с глокеншпилем из школьного оркестра. Впрочем, что бы Линн ни сказала, это помогло разрядить обстановку и поднять нам всем настроение.

– Вот видишь? – улыбнувшись, спросил Род. – Линн знает. Она мир повидала.

Судя по его тону, он полагал, что мои знания о мире ограничиваются центром Тампы.

– Ладно, ладно, сдаюсь, – сказал я, поднимая руки. – И куда ты дел этот колокольчик?

– Да он до сих пор у меня. Хотите взглянуть?

– Ага, – раньше меня ответила Линн.

– Сейчас принесу.

– У тебя ведь там пистолета не припрятано? – спросил я, понимая, что он мне ни за что в этом не признается.

– Не, – ответил Род. – Я свой «зиг-зауэр» в бардачке оставил.

Ха-ха.

Как бы то ни было, через тридцать секунд он вернулся с кривоватым маленьким колокольчиком из латуни, который Конрад, скорее всего, купил с приличной скидкой в магазине на базе.

– Просто безделушка или со смыслом? – спросил я, осторожно позвонив в колокольчик.

– Просто, – ответил Род и наклонил голову влево, хрустнув суставами шеи.

– Можно я возьму его на пару дней, чтобы послать фотографию нашим ребятам из Бонна? Никогда не знаешь, что окажется важным, – даже (хоть я этого и не сказал) если речь идет о дерьмовом сувенире.

– Да пожалуйста. Мне он не нужен. Оставьте себе.

– Спасибо, – сказал я и передал колокольчик Линн.

– А навестив тебя, Конрад поехал в Огайо?

– Так он сказал.

– А конкретнее? В Кливленд? Толидо? Цинциннати? Не помнишь, в какой аэропорт он летел?