Зачастую, когда я допрашиваю людей, обладающих специальными знаниям, к примеру докторов и юристов, они быстро задирают нос и забывают, что мы, агенты, можем обрушить на них всю мощь государственной власти. Род был не таким, в нем не было очевидной заносчивости, ведь он не мог похвастать дипломом. Но я задавал вопрос за вопросом и по его ответам чувствовал, что он подбирается к грани.
Скорее всего, Эл еще не понял, что Род уже не видел в нем угрозы. Он был достаточно умен, чтобы понять: он гражданское лицо, а следовательно, армия и INSCOM не имеют над ним юрисдикции. Пуф! В мыслях Рода Эла уже не было – он не представлял опасности. Теперь он пытался понять, как одолеть меня.
– Скажи, Джо, – покровительственно начал он, – насколько высокий у тебя уровень допуска?
– Достаточно высокий, – ответил я.
– Нет, Джо, скажи, какой именно. У тебя есть допуск к совершенно секретным материалам?
– Есть.
– А что насчет документов особого режима? – спросил он, имея в виду секретную информацию с особым режимом хранения.
– Тоже.
Очевидно, он собирался пойти дальше, но я начал уставать от его чванства и решил покончить с этим.
– Родерик, – сказал я, понижая голос, наклоняясь вперед и сохраняя зрительный контакт, – у меня есть допуск ко всему, понимаешь? В этой комнате ни у кого, включая мистера Юэйса, нет допуска более высокого уровня. Поэтому я здесь.
В этот момент замер даже Эл – в номере повеяло холодом, – но я еще не закончил. Я намеренно растянул неловкую тишину, повисшую в комнате, и угрожающе играл желваками. Через несколько секунд Род заерзал на диване и взглянул на меня виновато. Намек он понял.
Я говорил самым резким тоном с начала встречи, но специально не стал повышать голос: чтобы он почувствовал угрозу, но и не мог ощутить свое превосходство. Если бы Рода снова пришлось допрашивать по этому вопросу – каким бы ни был сам вопрос, – скорее всего, беседовать с ним пришлось бы мне, а я не допрашиваю людей, ощущающих превосходство. Это гиблое дело. Никто ни в чем не признается пятнадцатилетнему подростку, а именно такой расклад возникает, когда субъект чувствует себя выше.
Как ни странно, Роду я, похоже, понравился, потому что он спокойно отнесся к тому, что я поставил его на место. Его лицо смягчилось, он дружелюбно кивнул. Я сказал то, что должен был сказать, и пошел дальше – без всяких препирательств. Род быстро это понял. Мы оба остались в игре.
Загадкой для меня оставалась дрожащая сигарета. Она дрогнула дважды. Двадцатью минутами ранее мы впервые заговорили об отделе планирования, и Эл брякнул что-то вроде: «Разве Клайд Конрад не занимался теми же планами?» Эл не оторвался от своих заметок и не увидел ответ Рода, но его увидел я. Сигарета снова задрожала, и дым зигзагами поднялся к потолку.
Я заметил это два раза подряд. Теперь я хотел сам провести эксперимент – в контролируемой среде гостиничного номера. Чтобы подготовить его, мне нужно было успокоить Рода.
К счастью, нам как раз доставили обед: посыльный в фиолетовой форме с золотистым кантом вкатил в наш номер тележку с горой сэндвичей, картошки фри и маринованных огурчиков. Род тотчас приступил к еде. При его нынешнем образе жизни он не мог устоять перед угощением, но я вообще люблю угощать собеседников, даже если они живут на широкую ногу. Еда меняет динамику разговора; гораздо сложнее противостоять человеку, который только что тебя накормил. Чтобы поддержать настроение и дать Элу возможность поесть, я вернулся к своей шутливо заговорщицкой манере.
– Род, – сказал я, – как я понял, офицеры не слишком вас зажимали – ты говоришь, что низшие чины жили в свое удовольствие: нарушали устав, курили травку…