Да и охраняются музеи всё-таки похуже, чем президенты…
Шутки кончились, когда среди бела дня умыкнули из Лувра Венеру Милосскую – увы, это уже не кинокомедия была, не мультфильм, – и потребовали от Франции чудовищный выкуп за все страдания бывших её колоний.
Президент отказался – и ему прислали мешок толчёного мрамора. Тут и кончилось его президентство. Причём громче всех орали правоверные избиратели. Их искренне возмутила гибель кощунственного языческого идола с такой, слушай, прекрасной задницей.
А что сказали страховые компании, и так понятно…
И началось: «Сеньор Мендисабаль, не возьмёт ли ваш музей на хранение пару небольших полотен… Не найдется ли местечка для нашего Дюрера… Для нашей ма-аленькой Мадонны и благовествующего ей архангела… Дать кров Спасителю нашему… Приютить нагих Адама и Еву… Не будет ли любезен сеньор Мендисабаль принять в стенах своей сокровищницы бедную Лизу, а то её уже дважды воровали… Примите на хранение нашу „Девушку с кирпичом во рту“… Не откажите…»
Сеньор Мендисабаль неизменно был любезен принять – правда, платить приходилось побольше, чем за аренду банковской ячейки. Но ведь нужно окупить строительство!
И набралось! И шедевр повалил косяком. И был тот шедевр в полной неприкосновенности и недосягаемости. Террористы пару раз попались – и более не покушались на «Ла бомбилью». Даже смертники там взрывались не где попало, а только в специальных свинцовых камерах, обитых изнутри свиной шкурой.
При таких обстоятельствах никакие гурии им не светили.
Мечта центрфорварда сбылась. Затраты окупились, пошла денежка. Приходилось даже отказывать – «Лампочка» не резиновая. И цены на билеты вовсе не элитные: посетителей хватает с избытком. И бесплатные экскурсии есть для сирот, нижних чинов и полицейских. Только скорость пандуса увеличили, но туристы не жаловались. Для американцев даже установили скоростной режим – «Весь мировой топ-арт за три минуты». Дух захватывало.
Что ещё хранилось в подземельях «Ла бомбильи» в приватном порядке – о том только догадывались. «Ватикан отдыхает», – гордо и кратко отвечал Зайчик Паблито.
Не забывал он и меценатствовать, то и дело устраивая всемирные выставки молодых талантов. Попасть «к Зайчику на столб» означало для безвестного художника мировое признание со всеми вытекающими.
Ну, почти мировое, потому что выбирал-то сам форвард, а вкус у него был своеобразный. Искусствоведы дружно роптали.
Не роптал один сэр Теренс Фицморис. Он был не только искусствовед, но и футбольный фанат. Он собирался написать книгу о нелёгком пути дона Пабло-Эухенио Мендисабаля-и-Пердигуэрра, хотя сам-то болел, естественно, за «Глазго Селтик».
А Лидочка Туркова удостоилась чести выставить в «Ла бомбилье» свои иллюстрации к «Илиаде». Выполнены они были в виде обломков древнего барельефа, но не из мрамора, а из разноцветного «вечного» пластилина. Получилось изрядно.
Завистники (и, в особенности, завистницы) из русских творческих кругов объясняли выбор Паблито вовсе не талантом Леди, а тем, что «этот тупой неандертальский грызун» обратил внимание на фотографию русской художницы.
ГЛАВА 6
Подъехать к «Бомбилье» было невозможно.
Бывшую арену окружили столбики с жёлтой лентой, стояли десятки полицейских машин, «амбулансы», лимузины начальства. «Гуардия сивиль» гоняла туристов и журналистов. Галдёж на площади стоял вселенский, и галдели по-каталонски, так что даже из выхваченных реплик ничего нельзя было понять. Подпрыгивали папарацци.
Но герцога Блэкбери суматоха в заблуждение не ввела.
– Всё понятно, – сказал Дюк. – Так вот кому мостили дорогу несчастные антиглобалисты! Чтобы отвлекли полицию, а под шумок ограбили музей! Для того и электричество отключили… Хотя ведь есть аварийное! Там такое хозяйство…