Поправив все еще грязный после вчерашних приключений плащ, я внезапно ощутила себя ужасно маленькой и незначительной… эх.

Ладно!

Я решительно поставила ногу на первую ступеньку широкого крыльца, когда за спиной раздался шум, а после меня отпихнули в сторону, со словами:

– Прочь, замарашка!

Врезавшись в каменного грифона, который стоял возле ступенек, я возмущенно обернулась.

Оказывается, пока я рассматривала департамент, к его главному входу успела подкатить какая-то важная шишка. Никто другой в антрацитово-черной карете, запряженной вороными лошадьми, разъезжать не будет.

Отпихнул меня спешащий к экипажу полный господин в коричневом костюме, камзол которого не сходился на пузе. Человечек, очевидно, волновался, так как постоянно вытирал пот с красного лица, а глазки его нервно бегали.

Дверь кареты распахнулась. Сначала оттуда показалась рука с тростью. Наконечник так сильно впился в мостовую, что высек искры из камней. Следом за тростью на ступеньку опустилась нога в начищенном до блеска ботинке, а после вышел и весь важный господин.

Он выпрямился во весь свой немалый рост, перехватил трость поудобнее и повернулся к толстяку, проговорив:

– Доброе утро… шелье Тарш?

Породистое лицо выражало легкую брезгливость.

И вообще, он был весь такой… такой… далекий, вот! Словно считал, что он небожитель и снизошел до простых смертных.

Нельзя же быть таким рыжим и таким снобом!

Нет, тут, конечно, от оттенков все зависит. Есть рыжие – словно обласканные солнцем, что выжгло волосы и многократно расцеловало их в лица.

А есть… такие вот. Волосы кровавые, лишь немного уходят в медный оттенок, словно светило пыталось, пыталось заставить пряди выгореть, но не преуспело.

Да и вообще… глядя на лицо этого мужика, можно осознать, что доброта и в целом эмпатия тоже обречены на провал еще до начала взаимодействия.

Настолько концентрированный негатив поперек утонченной морды, что так и тянет сплюнуть едкую горечь, что появилась во рту.

– Да, господин, да! – едва ли не кланялся пузан. – Рад вас приветствовать! Все уже подготовлено, данные получены, и отчеты лежат на столе в вашем новом кабинете.

Точно важная шишка. Которая почему-то вскочила на моем пути, и теперь ее не обойти и не объехать. Может, он наконец-то уберется в здание, чтобы я могла спокойно пройти к дежурному и отметиться?

В этот момент шелье Тарш решил продемонстрировать приехавшему начальству свое рвение, и почему-то опять на мне:

– Ты все еще здесь?!

Я одернула подол платья и с достоинством ответила:

– Да, я все еще здесь, потому что меня вчера попросили прийти.

Красноволосый, который в этот момент как раз шел к крыльцу, остановился настолько резко, словно врезался в невидимую преграду. После медленно развернулся ровно на девяносто градусов, словно угол поворота измерял, и вперился в меня пристальным взглядом темных глаз.

– Вчера?

– Да… – проклиная свою гражданскую сознательность, я пояснила: – Вчера на площади в Третьем округе было происшествие, и меня обязали сегодня явиться в участок для расспросов.

– Допроса, – жестко глядя на меня, сказал красноволосый.

После нескольких напряженных мгновений я посмотрела на его лицо и поняла, что глаза у этого нелюдя (а он явно был нелюдем) тоже очень необычные. Багрово-красные, как переспевшая вишня.

Тем временем шелье Тарш просто-таки расцвел:

– Так вы свидетель? Отлично! Видите, лорд Фаррис, расследование идет полным ходом.

– Я вижу, что в данный момент вашей заслуги в этом нет, шелье Тарш, – отчеканил мужчина, на каблуках разворачиваясь к собеседнику. – А вы пытаетесь присвоить себе заслуги его величества случая. Опрометчиво.