Нам достались только крупные кости от курицы, остальное было съедено…

Вот же жмоты…

Мой разум никак не мог понять этого разделения, ведь я же здесь хозяйка.

Я разлила суп по мискам, слила картошку и высыпала ее на стол, на полотенце. Компот настоялся и пах очень ароматно, яблоки и смородину выложила в тарелку и, накрыв тарелкой, унесла в кладовку: пригодится, чтобы сдобрить кашу завтра.

Нам от щедроты хозяев оставили по куску все того же серого хлеба…

– Стивен, идем поедим, – тихо сказала я, присаживаясь за стол.

– А я все хотел спросить, можно ли трогать, но не стал… Уже всего боишься, не зная, что можно, что нет.

– Перестань, все, что связано с едой, все можно! Ешь и ложись отдыхать, посуду вымою сама!

– А это что? – он посмотрел на картошку, которую я чистила и складывала к нему поближе.

– А ты попробуй, это очень сытно!

Он аккуратно взял клубень и откусил, покатал во рту, потом пожал плечами.

– Все, что способно набить желудок, съедобно, – и принялся за суп. – А вот жир в супе… Нельзя, но очень вкусно. Надо съесть все и вымыть посуду, чтобы хозяева не узнали, – он поежился.

Видимо, часто бьют…

– А суп весь, – понимающе кивнула. – Ешь, пожалуйста.

– Хозяин велел передать, что бы завтра к утру были еще овощи…

– Будут!

Мы съели все подчистую, Стивен, если сначала ел с жадностью, то уже к компоту успокоился и спокойно выпил его. Я, пожалев клевавшего носом старика, довела его до лавки.

Перемыла посуду, вынесла очистки в помойную яму. Присела на небольшой чурбачок во дворе и оглянулась…

Почему нет кур, поросят? Это же деревня, тут живность сама еду добывает…

Как-то день прошел очень быстро. Вроде и встала с рассветом, а кажется, что я и половины дел не выполнила…

Поплелась в дом, поставила в остывающую печь казанок с водой, хоть чуть-чуть обтереться. Платье мне менять просто не на что, в моей комнате не было сменной одежды…

Забрав воду и прихватив ветошь почище, я ушла к себе. Хозяева вроде спали, о чем свидетельствовал раздававшийся в доме басовитый храп.

Зря надеялась… Едва я вылила воду в таз и стянула с себя ветхое платье, как в комнату ворвалась сестрица.

– Бездельничаешь, гадина! – снова зашипела она, словно не умела говорить по-другому.

– Я все сделала… – тяжело вздохнула я. – Ночь на дворе!

– До полночи еще два часа, а кто будет полы мыть? – она подскочила и больно ущипнула за плечо.

– За что ты так со мной? – посмотрела на нее, шарахнувшись и ударившись об стену.

– За что? – она подняла в удивлении свои тоненькие бровки. – А ты не знаешь?

– Нет… Мы же сестры!

– Ты мне не ровня, я пошла по крови отца, а вот ты… Вся в мать, дочь купца!

– Но рождены от одних родителей, – не понимала я.

– А вот это спорный вопрос! – фыркнула она с ненавистью.

Что она имеет в виду?..

– Одевайся и быстро вымой холл и наш этаж, но чтоб тихо, не разбуди Генри! В спальне уберешься завтра после обеда, как я проснусь.

Я начала надевать платье, понимая, что не могу ей позволить нажаловаться на себя. Кто знает, не попытается ли Генри убить меня снова…

Ветхая ткань под моими дрожащими руками просто затрещала и распалась…

Я так и осталась стоять с обрывками в руках.

– Да чтоб тебя! – замахнулась сестрица для пощечины. – С тобой вечно все не так! Жди тут, нечего шастать по дому в сорочке. Сейчас поищу, что еще не пошло на тряпки!

Она ушла так же бесшумно, как и пришла. Как ей удается так тихо ходить?

Уж не знаю, где она взяла то, что принесла, но у меня закрались сомнения, что это ее старые платья. Вот только где она их хранит? И почему прячет…

Почему я должна ходить в ветхом, когда есть еще вполне годная для носки одежда?