Но капитан пропустил эти слова мимо ушей, и с каждой партией там набивалось людей что сельдей в бочке. Всякий раз перед отплытием парома Эйб вставал на перила пристани и кричал солдатам: «Расстегнуть ремни! Держать ранец на одном плече!» При этом он избегал смотреть на капитана Брауна, зная, что тому не по нутру любые приказы, кроме его собственных. Однако младший лейтенант через какое-то время снова проявил беспокойство.

«Паром слишком низко сидит в воде, – сказал он. – Не нравится мне это. Когда вы затеяли стрельбу неподалеку, лошади стали метаться, люди шарахались в стороны, и от этого крепления корпуса расшатались».

«Обратитесь к капитану, – сказал ему Эйб. – Он все знает лучше всех».

Капитан стоял неподалеку и слышал их разговор.

«Это последняя партия, – сказал он. – Загружайтесь, и отставить разговоры!»

Последняя партия оказалась большой даже по меркам капитана Брауна. Эйб встал у борта, готовясь повторить свои приказания.

«Да они уже наизусть это выучили после стольких повторов!» – раздраженно буркнул капитан Браун.

«Но эти не слышали», – сказал Эйб и скомандовал ослабить ремни. Ближайшие солдаты так и сделали, а в дальних рядах не обратили внимания. Иных так сдавили в толпе, что им уже было не до чьих-то команд.

Тонуть мы начали на самой середине реки, сперва еле заметно – вода лишь замочила ботинки, – и офицеры ничего не сказали во избежание паники. При взгляде с берега река казалась небольшой, но, когда мы очутились посреди нее, продвигаясь вперед с черепашьей скоростью, она вдруг представилась нам самой широкой рекой в мире.

Через пару минут вода в дряхлой посудине поднялась на ярд, и было уже глупо делать вид, что все идет как надо. Капитан же будто язык проглотил. Эйб взобрался на фальшборт и прокричал, чтобы все сохраняли спокойствие и не раскачивали паром, и тогда мы дотянем до берега, а затем повторил распоряжение насчет ранцев и приказал всем умеющим плавать выпрыгивать за борт и плыть к берегу, когда вода дойдет до пояса. Люди его послушались, и паники не возникло, хотя по их лицам сразу было видно, кто умеет плавать, а кто нет.

Паром окончательно затонул в двадцати ярдах от берега, напоследок издав гулкий хлюпающий звук и ткнувшись носом в илистое дно на глубине пяти футов. Последующие пятнадцать минут слабо отложились у меня в памяти. Я ушел под воду с головой, затем вынырнул и отплыл на несколько ярдов в сторону, чтобы оглядеться. Вода сплошь покрылась барахтающейся массой цвета хаки, издававшей монотонный гул, который в действительности состоял из проклятий, испуганных воплей, а также шуточек и даже смеха. Я помогал тонущим добраться до мелководья, но в армейских ботинках быстро не поплаваешь…

Капитан Браун и Эйб снова встретились лишь тогда, когда на поверхности реки уже не виднелось ничего, кроме угла парома, упрямо не желавшего полностью уходить под воду. Капитан имел жалкий вид, его била дрожь, а от былого высокомерия не осталось и следа.

«Боже правый! – стонал он. – Что же мне теперь делать?»

Эйб снова взял командование на себя. Он построил солдат по отделениям и начал перекличку, выясняя, все ли на месте. Уже в первом отделении отсутствовали трое, и тогда, не теряя времени на дальнейший расчет, Эйб приказал двадцати лучшим пловцам раздеться и приступить к поискам утонувших. Как только они вытаскивали на берег очередного солдата, за него брались медики. Всего мы нашли двадцать семь человек, семерых из которых удалось откачать. При этом сгинул один из ныряльщиков – тело обнаружилось на следующий день ниже по течению реки. Его посмертно наградили медалью, а вдове назначили пенсию…