Когда стемнело, мы снесли рыб к реке и наладили ловушку. Три длинные лодки, связанные носом к корме, составили мост чуть ли не до самой середины реки. Рыб мы подвесили с борта лодки, а к сиденью привязали толстую веревку с петлей, которую подвесили над водой на развилке. Затем мы сели и стали ждать. Курить было нельзя, и уже минут через двадцать, когда воздух пропитался запахом тухлой рыбы, дышать стало трудновато. На воде серебрились лунные блики, стая москитов с проникновенно-ликующим пением набросилась на нас, а запах тухлой рыбы все крепчал; казалось, что округа пропитана им.

– Что-то вроде такого вот отпуска провел я однажды в Маргейте[4], – прошептал Боб.

– Теперь-то запах уже не такой резкий.

– Да, пожалуй, не такой сильный, зато какой утонченный!

Мы сидели и до боли в глазах всматривались в противоположный берег, пока в каждом всплеске волны нам не начал мерещиться кайман. Три часа спустя кайман и вправду показался и даже подплыл к нам на расстояние тридцати футов, но мы, должно быть, пошевелились, так как он резко отвернул, и больше мы его не видели.

На рассвете, усталые, искусанные, проклиная всех пресмыкающихся на свете, мы ушли с реки и рассказали Мак-Турку о своей неудаче. Он подумал, пообещал помочь и исчез в направлении реки.

Чуть позже мы вернулись на берег посмотреть, чем он там занимается. Оказывается, он соорудил чрезвычайно простую и хитроумную ловушку. Я прямо-таки воспрянул духом, увидев ее. Он наполовину вытащил из воды две длинные лодки и в узкий проход между ними опустил петлю, так что всякому животному, подплывающему по проходу к приманке – тухлой рыбе на шесте – пришлось бы просунуть в петлю голову. Тронув приманку, животное сбрасывало шнур, который удерживал в согнутом положении молодое деревцо, деревцо распрямлялось и затягивало петлю. Конец веревки, на которой была сделана петля, Мак-Турк привязал к суку дерева, стоявшего на небольшом утесе над бухтой.

– Будет работать, – сказал Мак-Турк, с законной гордостью оглядывая творение своих рук. – Сегодня ночью проверим.

На закате мы спустились к реке и зарядили ловушку наживкой. Мак-Турк сказал, что если кайман вообще попадется, то это случится лишь поздней ночью, а потому мы с Бобом решили в последний раз прогуляться по саванне, проветрить легкие, насквозь пропитавшиеся запахом тухлятины. Зеленое, цвета яшмы, небо было подернуто бледно-розовыми облаками, на его фоне, словно черные выпуклые спины резвящихся дельфинов, проступала далекая линия гор. В высокой хрусткой траве, словно музыкальные шкатулки, перекликались кузнечики, а вдали, в приречном тростнике, хором квакали большие лягушки. Из-под самых наших ног вспорхнула пара земляных сов; бесшумно отлетев шагов на тридцать, они сели на землю и с достойным видом принялись ходить кругами, вертя головами и настороженно наблюдая за нами. Мы легли на красную землю, горячую, как плита, и стали смотреть в небо. Солнце зашло за горизонт, небо изменило свой цвет из зеленого в сизовато-серый, а потом вдруг подернулось тьмой и зажглось огромными дрожащими звездами, которые висели так низко, что, казалось, протяни руку – и наберешь целую пригоршню.

Взошла луна. Мы двинулись в обратный путь, решив отнести наши гамаки к реке и повесить их между деревьями на берегу, чтобы не пропустить момента, когда ловушка сработает. Найдя подходящие деревья и покурив, мы потихоньку пошли обратно к реке. В теплом воздухе над нами чертили замысловатые геометрические узоры с десяток небольших летучих мышей. Когда мы подошли к реке, мне послышался какой-то шум.