— Ты слишком напоминаешь мою жену, крошка, — качаю головой, — так что тут без вариантов.

Она вскидывает голову и горделиво удаляется, а у меня пропадает всякой желание здесь оставаться. Каждый раз вспоминая о жене я только порчу себе настроение.

Поднимаюсь и иду к выходу, охрана цепочкой тянется следом. Звучит сигнал вызова, звонит Анна. Борюсь с желанием швырнуть телефон с крыши, но приходит на ум, что что-то могло случиться с сыном, и принимаю вызов.

— Марти, ты где? — голос Анны хорошо поставленный, мелодичный. И осточертевший до судорог.

— Зачем ты звонишь, Анна? — не могу сдержать раздражение. — Что-то с Маратом?

— Нет, с твоим сыном все хорошо. Он поужинал и собирается спать. А я решила позвонить тебе.

— Прости, но я очень устал. Если ничего срочного, то поговорим завтра.

— Хорошо, дорогой, до завтра, — покладисто соглашается Анна, — я просто хочу, чтобы ты помнил, что у тебя есть семья.

И мне хочется запустить телефоном о стену.

Странное дело. У меня есть жена и сын. Марату семь лет, как и чертенятам Ангелисам. Анна красавица. Но при слове «семья» первыми на ум приходят вовсе не Анна с Маратом. И не мать с отцом.

Карина Ангелис с копной роскошных волос и три ее летающих чертенка, вот кто там прочно обосновался. И если после этого я сумею называть ее иначе чем ведьмой, то я не знаю кого тогда можно еще так называть.

***

Карина

— Привет, Каро! А я к тебе заезжал сегодня, хотел повидаться. Дядя Николаос сказал, что вы на соревнованиях. Я и решил выехать навстречу. Там как раз Лазаридис из поселка ехал, я попросил подвезти. Привет, ангелочки! — Еврипид просовывает голову в салон — рыжую, рыжую голову! — и так частит, что я не успеваю вставить ни слова.

— Калимера, дядя Еврипид! — немного вразнобой, но вежливо и чинно отвечают мои ребята. Может, все-таки, не вспомнят...

— Так я залезу, Каро? — Еврипид продолжает висеть на дверце, и я вздыхаю.

— Залезай.

Он мигом распахивает дверь и забирается на сиденье.

— У тебя такая высокая машина, Каро, никак не могу привыкнуть.

Пожимаю плечами. У моей амфибии в самом деле клиренс выше чем у среднестатистического автомобиля. Это так Менелай предложил, по чертежам Марка ватерлиния проходила бы почти у самых окон. А мы с парнями сделали корпус выше, чтобы при погружении в воду осадка составила ровно половину корпуса.

И винт так легче получилось спрятать.

Еврипид устраивается поудобнее, щелкает ремнем безопасности.

— А вы всегда были рыжим, дядя Еврипид? — спрашивает Мир, подозрительно сморщив лоб. И я едва сдерживаюсь, чтобы не стукнуть по рулю. Все-таки вспомнили...

Еврипид проводит пятерней по рыжим лохмам и удивленно оборачивается на Мирона.

— Всегда. Я родился рыжим. Так у меня папа тоже рыжий. А ты почему спрашиваешь, Мир?

— А вас всегда звали Еврипидом? — наклоняется вперед Матвей, он как раз сидит посередине. Еврипид в ответ удивленно моргает.

— А как меня еще могли называть?

— Например, Епифаний, — с надеждой подсказывает Макар и бросает на меня любопытный взгляд.

— Почему сразу Епифаний? — чешет затылок совершенно сбитый с толку Еврипид.

Смотрю в зеркало заднего вида, сурово свожу брови на переносице и чуть заметно встряхиваю головой. Мой сын обреченно вздыхает.

— Да так, ничего, — разочарованно машет он рукой и отворачивается.

Мне становится жаль своих детей до слез, но я за рулем, а на дороге плакать недопустимо. Поэтому усиленно моргаю, чтобы прогнать набежавшую пелену.

Сейчас я чувствую настоящую ненависть к Громову. Я могу понять его желание променять меня на капиталы деда. И даже то, что он назвал сына Мартина своим, тоже могу понять. Но то, что он женился на девушке своего брата и они живут как настоящие муж и жена, этого я понять не могу. И простить тоже.