Наверно, она дело говорила. И, наверно, искренне. Разумное предложение – дожить в тепле и сытости до мирных дней. Ребята там, на фронте, небось снова ползают на брюхе за передовую. И, как всегда, вернувшись с разведданными или с «языком», кого-то недосчитывают.

– Нет, Варвара, – сказал я. – Мне такая жизнь не личит. Но вообще… спасибо!

– Не жалеешь меня? – спросила она.

– Не до жалостей, – сказал я, не глядя на нее и чуть отодвигаясь. – Бандиты рядом. Тебя пожалеешь… себя… А как быть с другими?

– Ох, дурак! – сказала Варвара. – Не знаешь, что у твоей жизни есть цена. И подороже, чем у других. Ну почему не понимаешь? Да ты пойми, ты хоть и воевал, ты против Горелого – морковка. Он мужик в силе, при уме. Ты послушайся! Я тебе спастись предлагаю. Уберечься.

– Нет, Варя. Не туда моя дорожка…

– И мне ты все пути срезаешь, – сказала она. – Ты мне ничего не оставляешь, Иван, кроме одного. – Она вдруг замолкла на секунду. – Я за тобой хочу укрыться, пойми. Ты меня спасешь, а я – тебя. Мы квиты будем. Ну а там, захочешь, гуляй, вольному воля.

– Ну, хорошо! – не выдержал я. – Хорошо! Помоги сначала с Горелым справиться. Скажи, как его взять.

Она задумалась и посмотрела на меня внимательно. Влажная поволока сошла с глаз, и в них появилась трезвая бухгалтерская сосредоточенность. Удивительно, как в ней совмещались два человека…

– Нет, – сказала наконец Варвара твердо. – Не совладать тебе. Загубишь ты нас обоих, вот и все. Ты парень с фантазиями, не могу я тебе в этом довериться.

– Ну, я пошел, – сказал я и встал. Бежать надо было отсюда, бежать!

– Пацан ты все-таки, – сказала она сдавленно. – Понавешали тебе отличий, а ты пацан. В герои хочешь? Вон их сколько стало, героев, безруких да безногих. Кому они нужны? А те, что под холмиками позасыпаны? Кто их станет будить, Михаил-архангел? Второй жизни не жди, Иван…

Тут в сенях загремели, и в хату, не дожидаясь ответа на стук, вошел Попеленко. Ну и рад я ему был!

– Здравствуйте, хозяева и гости! – сказал Попеленко. Он мигом оценил обстановку, скользнул взглядом по столу – ничего еще не было тронуто. Попеленко посветлел.

– А я тебя все шукаю! – обратился он ко мне. – Сегодня ж Ивана постного. Не годится родного начальника не поздравить!

И он, не тратя времени, разделся, поставил в угол свой карабин и снял ремень с подсумками. Мой подчиненный был не из стеснительных. Если что и смущало его, так это гневные глаза Варвары.

– Ничего, ничего, серденько, – забалабонил Попеленко, усаживаясь за стол. Он очень спешил, понимая, что обстановка может измениться в любую минуту. – Главное, держи присутствие духа… Вот я на холоде, сырости… В армии что хорошо? В армии часовым непременно дают согревательное.

Он положил на тарелку огурчик, налил из бутылки в стакан, быстренько выпил и принялся закусывать. Пальцы его работали ловко, быстро, точно на баяне играли.

– Да! – сказал он, словно сейчас вспомнив. – Товарищ старший! Тут в сельпо Ядко из Ожина приезжал… Заготовитель! Просил передать от товарища Абросимова, что тот выезжает… Для помощи в борьбе с бандитами. Так передал… На лошади. Он что, большой начальник?

Тут Попеленко налил второй стакан.

– Кто большой начальник? – спросил я.

– Товарищ Абросимов.

– Какой Абросимов?

– А почем знаю? Передал: для помощи в борьбе с бандитами. Мол, у него свой «плант».

Тем временем Попеленко налил еще один стакан. Разговор у него сейчас играл роль прикрытия. Тарелочки плыли к «ястребку» как на конвейере. Таких закусок Попеленко, наверно, не видал с довоенной поры.