– Трусливые шакалы! – с ненавистью сказал он. – Я отомщу им!..
«Урал» медленно тянулся по разбитой дороге, объезжая ямы и воронки. В кузове, на деревянных скамьях, зажав между колен автоматы, сидели солдаты. Среди которых был их командир.
Никто не разговаривал, все были сосредоточены и погружены в себя. Или просто мрачны… Вчера вечером их подразделение понесло потери в личном составе…
Сейчас убитые «мерзли» в фургоне «КамАЗа»‑рефрижератора, заменявшего морг. А в столе командира лежали их документы. В документы были вложены цветные семейные фотографии, где они были живыми и счастливыми, в окружении жен и детей. Были…
Их расстреляли в машине, когда они догоняли колонну с гуманитарным грузом, которую сопровождали и от которой отстали, меняя на дороге проколотое колесо. Их расстреляли из придорожных кустов и изрезали мертвые тела штык‑ножами. Одному отрезали голову, которую не нашли, так что теперь даже было непонятно, как его отправлять близким…
Погибшие везли гуманитарную помощь в деревню, из которой только что выехали «Уралы»…
Глава 5
– Вы поймите, ее нет, ее уже восемь часов нет! – горячился, налезая грудью на стол, посетитель. Рядом с ним, зарывшись лицом в платок, хлюпала носом его жена.
– Может, она к подругам зашла? – предположил, сам себе не веря, милиционер, скучно глядя в окно. – Может, она скоро домой вернется, а вы – здесь.
Разговор был бессмысленный, бестолковый и тягомотный для обеих сторон.
– У каких подруг?! – горячился отец пропавшей дочери. – Я знаю всех ее подруг! Я всех уже обзвонил!
– Значит, у друга.
– Да вы что – она не такая! Ей всего двенадцать лет!
Милиционер только криво усмехнулся. Они каждый день слышат про «не таких», которые на поверку оказываются еще какими! Просто – прости господи!.. Родители обычно узнают правду про своих чад последними, и то не всю.
– Вы поймите, есть установленные законом сроки, до истечения которых мы не можем объявлять официальный розыск, – растолковывал милиционер прописные истины. – Вот если бы нашелся ее труп, тогда совсем другое дело…
Родители одновременно вздрогнули.
– Что же нам делать?
– Ничего. Ждать, когда она вернется. И, когда вернется, всыпать ей по первое число, – посоветовал милиционер…
Но девочка не вернулась.
Девочка была далеко, уже за триста с лишним километров от своего дома. Она лежала в багажнике автомобиля, там, где должно было находиться запасное колесо. Она была очень маленькой и худенькой, а колесо большим, поэтому девочка смогла уместиться в выдавленном в днище автомобиля углублении, подтянув коленки к самому подбородку и свернувшись калачиком. Ее прикрыли сверху куском фанеры и ковриком, на который накидали какой‑то хлам.
Она лежала в темноте, под наваленными сверху вещами и тихо плакала. Тихо, потому что лицо ее было обмотано вкруговую скотчем и потому что она боялась. Ей сказали, что, если она только пикнет, – ее убьют.
Машина легко проскакивала посты ГАИ. Пару раз кто‑то заглядывал в багажник, заваленный вещами, но девочка затихала, боясь даже дышать. Ей бы пошевелиться, замычать, но она молчала. Багажник захлопывался, и машина ехала дальше.
Все и дальше и дальше…
– Я буду жаловаться! – пригрозил разбушевавшийся папаша.
– Давай, давай иди! – ответил ему милиционер. – Лучше бы за дочерью своей следил, папаша!..
Когда девочку вытащили из багажника, вся правая половина тела, на которой она лежала, была в синяках и царапинах.
– Иди, – подтолкнули ее в спину.
Девочка пошла, испуганно озираясь на обступивших машину незнакомых людей. Ее провели через дом и спустили по железной, сваренной из арматуры лестнице в подвал. В подвале было жарко, потому что не было окон. Вдоль одной из стен были сколочены нары, в углу стояло ведро, из которого дурно пахло. На нарах сидел худой, заросший мужчина, который смотрел на девочку.