«Возможно, я излишне заносчива, высокомерна и желаю невозможного. Пусть такой, как Айзек, на мне никогда не женится, потому что я нищая служанка, но подобного Аарону я не смогу принять. Мало того, что повел себя как животное, так к его серой, нелепой внешности добавилась трусость. Как он, ущербный, мог подумать, что ему позволительно, что он смеет прикасаться ко мне? Скотина! Да, не каждому дана располагающая внешность, но что мешало ему признаться в симпатиях и попытаться добиться ухаживаниями моего расположения?» – распалялась она.

Испачканная его слюнями и потом, Ханна казалась себе грязной. Ей мнилось, что она пропахала исходящей от него затхлостью, поэтому долго сидела в ванной, пока не остыла вода, и тщательно, до красноты и ссадин терла шею и щёки.

Или холодная вода охладила запал, или она устала злиться, в душе стала расти холодная решимость и циничность.

«В конце-концов, я могу купить домик, сдавать комнатку и как-то жить! Все, что было в моей жизни – не самое страшное. У меня нет большой семьи и детей, которых надо кормить, я молода и красива, поэтому нечего отчаиваться! Тем более что уныние – грех! Пусть злословят, говорят гадости, но я знаю, кто я. Я не хуже, чем они. Пусть не здороваются зазнайки, косо смотрят и не жалуют, но я не позволю сломить меня! Саймон прав! Миссис Грапл права! Я была наивной дурой!»

Она не заметила, как заснула. Но сон был тревожный, чуткий, поэтому не удивительно, что сквозь дремоту расслышала громкий голос мистера Вуда, разговаривавшего с хозяйкой. Ханна подскочила, чтобы одеться и спуститься к ним, но поразмыслив, передумала. Признаваться Саймону в простоватости и доверчивости – стыдно, тем более что он предупреждал.

Однако очень хотелось узнать, о чем они беседовали. Побеленные стены пропускали звук ровно настолько, чтобы разбудить спящего, но не достаточно, чтобы вызнать чужие тайны. А приоткрыть скрипящую дверь и попасться на подслушивании, Ханна не рискнула. Поэтому, мучимая любопытством, не удержалась и приложила ухо к полу. Тоже не помогло. От досады она стала расхаживать по комнате, но поскрипывание полов выдало ее с головой. Догадавшись, что мисс Норт бодрствует, миссис Грапл постучала и известила, что пришел мистер Вуд, и поинтересовалась, не желает ли она спуститься?

Упрямиться глупо, потому быстро одевшись и поправив прическу, Ханна спустилась в гостиную.

– Как ваше самочувствие? – поинтересовался Саймон вежливо, но суровым, тревожным голосом.

– Благодарю. Не стоит волноваться. Я чувствую себя вполне здоровой, – нерешительно улыбнулась она, стараясь не давать ему повода для дурных мыслей.

Ханна видела, как мужчина с трудом сдерживается, чтобы не напомнить, что он предупреждал ее. Его губы изогнулись в полуусмешке, и в выражении лица, читался немой вопрос: «Тогда от чего дома?», но он сдерживался. Хоть и с трудом. Выдержав паузу, Саймон все же произнес:

– Миссис Зильбер будет недовольна, – проверяя ее реакцию.

– Миссис Зильбер пусть хоть треснет от злости и недовольства, мне все равно, – выдержав его тяжелый взгляд, ответила Ханна.

– Я рад, что вы в добром здравии, – убедившись, что ничего серьезного с ней не произошло, мистер Вуд резко сметил тему беседы. – На танцы пойдете?

– Мне нездоровится. Немного, – попыталась увильнуть мисс Норт.

– Думаю, что танцы и хорошее настроение исцелят скорее, чем все микстуры и пилюли, – он был невероятно упрям сегодня, и препираться с ним было бесполезно. Стоял на своем, поэтому было проще согласиться, чем продолжать изматывающий спор.