– Гиповолемический шок, – пробормотал Дигелло. – У нас не было ни единого шанса.

«Они не знают, – подумал доктор, как бы с расстояния в миллион миль. – Они не понимают». Он почувствовал, как в уголке глаза собралась слезинка и начала скатываться по его щеке.

– Заряжено! – произнесла сестра, возившаяся с дефибриллятором.

Доктор вновь прижал к груди умирающей контакты. Тело Дженнифер подпрыгнуло еще раз.

– Никакой реакции, – констатировал наблюдавший рядом интерн.

– Вот и все, – со вздохом произнес Корбин. – Ты должен признать это, Итан.

Но вместо этого доктор отбросил в сторону контакты и принялся делать массаж сердца. Он чувствовал ее тело, безучастное и холодеющее, лениво двигающееся под резкими движениями его неугомонных рук.

– Зрачки неподвижны и расширены, – сказала следящая за мониторами сестра. Но доктор не обратил на нее никакого внимания. Интенсивность его массажа сердца увеличивалась в бешеном темпе.

Шум в операционной начал затихать.

– Нулевая деятельность сердца, – произнесла сестра.

– Придется констатировать ее смерть, – подсказал Корбин.

– Нет! – рявкнул доктор.

Все в комнате вздрогнули от боли в его голосе.

– Итан?

Но вместо того, чтобы ответить, доктор начал горько плакать.

Все вокруг смущенно молчали; некоторые застыли в непонимании, другие отворачивались. Все, кроме одного интерна, который открыл дверь и молча вышел из комнаты. Доктор, который не переставал плакать, знал, куда направляется этот человек. Он шел за простыней.

Выросший в Вестпорте и сейчас преподающий в Йеле, Джереми Логан думал, что прекрасно знает свой родной штат Коннектикут. Однако участок, по которому он сейчас ехал, стал для него откровением. Направляясь к востоку от Гротона и следуя направлению, указанному в полученном сообщении электронной почты, он повернул на трассу US1 и затем, проехав мимо Стонингтона, – на ее дублер.

Прижимаясь к серой береговой атлантической линии, Джереми миновал Векетквок, переехал через мост, выглядевший старым, как сама Новая Англия, и свернул вправо на дорогу с хорошим, но неразмеченным покрытием. Как-то внезапно и разом исчезли небольшие предприятия и туристические мотели. Джереми миновал сонную бухту, а затем въехал в такую же сонную деревушку. И все-таки это была настоящая деревня, трудовая, с сельским магазином, инструментальной лавкой и епископальной церковью со шпилем, втрое превосходящим разумные размеры, и покрытыми серой черепицей домами с побеленными, аккуратно подстриженными живыми оградками и штакетником. Нигде не видно ни громоздких внедорожников, ни табличек с указанием улиц; редкие жители расселись по скамейкам или высовывались из окон, дружелюбно размахивая руками, когда Джереми проезжал мимо. Апрельское солнце заливало все вокруг, морской воздух был чист и свеж. Вывеска, висевшая на входной двери почты, извещала, что он находится в Пивенси-Пойнт, население сто восемьдесят два человека. Чем-то это место непреодолимо напоминало о Германе Мелвилле[1].

«Карен, – подумал он, – если бы ты увидела это место, то никогда бы не настояла на том, чтобы мы купили тот летний коттедж в Хайаннисе».

Хотя его жена умерла от рака несколько лет назад, Логан все еще позволял себе время от времени разговаривать с ней. Конечно, обычно (но не всегда) это был скорее монолог, нежели беседа. Поначалу Джереми убеждался, что его никто не слышит. Но затем то, что начиналось как некое интеллектуальное хобби, постепенно превратилось в профессию, и его уже нисколько не заботило, слышат его или нет. В настоящее время, учитывая то, чем он зарабатывал на жизнь, люди ожидали от него некоторых чудачеств.