Сайрос говорил так, словно речь шла о судьбе чужого человека. Откуда столько безразличия? И пухлую тетрадь он протянул как учебник по арифметике. Вайолет к ней не притронулась. Лежавший на краю стола монастырский устав казался ядовитой змеей, воронкой в бездну. Стоит его коснуться, навеки потеряешь себя.

Втайне девушка надеялась, отец передумает. Вайолет его единственный ребенок, если она отправится в монастырь, род маркизов Сонксов прервется. Но одного взгляда на Сайроса хватило, чтобы понять, он настроен решительно.

— Вот, — так и не дождавшись реакции дочери, маркиз зашелестел страницами талмуда, — тебе особенно полезно изучить этот раздел — «Смирение».

— Я не поеду в монастырь, — преисполненная решимости, возразила Вайолет.

— Поедешь, — отрезал Сайрос. — Я не позволю еще больше опозорить семью.

— Но, отец, я десятки раз повторяла…

— Не желаю слушать!

Вайолет вздрогнула. До истории с помолвкой отец не повышал на нее голос, не кричал, считая подобное проявление эмоций вульгарным.

Пряча обиду под полуопущенными ресницами, девушка взяла ненавистный устав. Рукописный — над монахинями издевались даже в мелочах. Вайолет живо представила, как какая-нибудь послушница в качестве наказания или развития того самого смирения тщательно выводит по ночам буквы при мигающем свете огарка. И так всякий раз, когда копия устава приходит в негодность.

— Читай, читай! — За едкостью тона маркиза скрывалась досада за разбитые надежды. — Можешь начать заучивать, потому что отправишься в Эрат до нового года.

Выходит, у нее всего два месяца. Или целых два месяца — это с какой стороны посмотреть.

От устава веяло могильным холодом. Вайолет искала и не находила хоть какую-то отдушину в беспросветной жизни монахинь. Сон в продуваемых всеми ветрами кельях чуть ли не на полу, ранний подъем, физический труд и бесконечные молитвы. Отдых полагался ночью и во время приема пищи. Весь остальной день послушницам монастыря надлежало убивать свою плоть, искоренять гордыню и свободомыслие. Никаких поощрений, зато полно наказаний. Ешь медленно — виновна. Сорвала цветок и украсила им келью — тяжкий проступок. Будто устав писали не люди, а звери. Неужели Инхос настолько жесток? Вайолет в этом сомневалась.

Пока дочь шелестела страницами, проникаясь безрадостными перспективами дальнейшей жизни, маркиз отошел к окну. Сжав пальцы в кулак, он оперся о подоконник и задумался. Решение насчет Вайолет далось нелегко, порой Сайрос сомневался в правильности сделанного выбора, но держать дома вечную старую деву — не выход. Маркиз слишком хорошо знал императрицу-мать, та не сменит гнев на милость. Раз так, Вайолет закрыта дорога в высшее общество. Император вмешиваться не станет, да и с какой стати? Глупышка Вайолет наивно полагала, будто станет его фавориткой, хотя Вальтер рассчитывал на мимолетное развлечение.

Рука маркиза поднялась и с силой ударила по раме. Жалобно звякнули стекла.

Чему только учат в хваленой Ульмарской благородной школе! Он отдал большие деньги, а получил взамен разнузданную девицу. В кого только пошла? Точно не в мать — Эмберли вечно смотрела на маркиза покорными оленьими глазами, когда речь заходила о супружеском долге. Никогда не отказывала, но в постели напоминала бревно. Неудивительно, что на свет появилась всего одна дочь. Ложиться на Эмберли — сущая пытка. Другие позы он и не думал предлагать, скорей бы закончить! Себя Сайрос к распутникам тоже не причислял. Да, не монах, но и не поклонник каждой женской юбки.

Маркиз задумчиво перевел взгляд на разбитые костяшки. Боль отрезвила, впитала в себя бессильную ярость.