Порфирий поиграл волосиками на бородавке и добавил, что милость его господина безмерна. Он не желает позорить допустивших «оплошность» граждан и навлекать на семейство Корнелиев Лонгов гнев «величайшего из величайших», «божественного из божественных». Регул милостиво согласился подождать, пока вернувшийся «с полей сражений герой битв, заслуженно добившийся милости императора», лично отписал бы в пользу «преисполненного уважения к семейству Лонгов Марка Аквилия Регула виллу на Целиевом холме» и выдал ему из принадлежавших семье средств вспомоществование в размере двухсот тысяч сестерциев.

Ларций дал пощечину негодяю. Тем же вечером родители укорили его: ах, сынок, ты поспешил. Не следовало портить отношения с этим мошенником. Может, мы смогли бы договориться?..

– Договориться о чем? – опешил Ларций.

– Регул грозит подать донос, – призналась мать, Постумия. – Если Регул и мы полюбовно не решим этот вопрос, ты можешь лишиться всего имущества.

– С какой стати я должен лишаться имущества? – удивился сын. – И что имеешь в виду, говоря «полюбовно решим этот вопрос»?

Мать не ответила.

Голос подал Тит Корнелий:

– Тебя давно не было в Риме, сынок. Мы крепко провинились перед тобой.

После чего отец опустил голову, так и оцепенел.

Постумия тоже вела себя тихо. Беда, убившая их лица, была так велика и неподъемна, что молодой человек растерялся, присмирел. Помнится, тогда шел дождь, вода капала в имплувий – небольшой водоем, устроенный во внутреннем дворике. Капли падали редко, с какой-то надрывной мелодичной тоской.

– Пока ты воевал в Сарматии, – тихо выговорила мать, – в Риме был казнен мой дальний родственник Арулен Рустик. Его сгубил Марк Регул. Он донес, что Арулен написал биографию невинно убиенного Гельвидия Приска.

– Мы не хотели тревожить тебя, – добавил отец, все такой же высоченный, напоминавший колонну, равно округлый в плечах и бедрах. – Полагали, все обойдется.

– Что обойдется? – повысил голос Ларций.

Он, как и отец, тоже был немалого роста, правда, был пошире в плечах и поуже в бедрах. Нижняя челюсть его, как у всех Корнелиев, заметно выдавалась вперед, придавая ему суровый, если не сказать зверский, вид.

– Рассказывайте по порядку, – приказал он.

Родители переглянулись. Начала Постумия.

– Город живет в страхе, – призналась она. – Палач в карцере ни дня не сидит без работы. Наш император…

Старик Тит неожиданно встрепенулся и вставил уточняющее замечание:

– Это лысое пугало!..

Мать укоризненно глянула на мужа:

– Ти-ит…

– Прости, родная.

Пауза. Наконец мать справилась с дыханием и продолжила:

– После того как взбунтовался Сатурнин, Домициан окончательно потерял голову. Ему повсюду мерещатся заговоры. В городе расплодилось неисчислимое количество доносчиков, они толпами бродят по улицам и вынюхивают, где кто что сказал, что кому передал. Только из числа бывших консулов жертвами уже стали двенадцать человек, а скольких сочли участвующими в заговорах и отправили в карцер! Он уже предал смерти своего родственника Флавия Клемента, а его жену, свою племянницу, Домициллу, отправил в изгнание. Он ненавидит философов, в каждом из них видит мятежника. Они, мол, подбивают граждан на сопротивление властям, на неучастие в общественных и значимых церемониях. Они пророчат и учат, как под видом поиска счастья отказывать цезарю в верховной власти над каждым из подданных.

– Какое нам дело до философов? – спросил Ларций.

– Он казнил Арулена Рустика, – едва слышно прошептала мать.

Ларций задумался. В Сарматии до него дошел слух, что Арулен написал что-то похвальное Тразее Пету и Гельвидию Приску.