Наши руки обвились вокруг друг друга. Моя грудь, стеснённая шерстяным платьем, упёрлась в его, спрятанную за белоснежной, пушистой шубкой. Я почувствовала, как каждый его вздох приближает нас к невероятной близости, а каждое прикосновение вызывает мощный электрический разряд в моём теле.

Смущение забылось. Не осталось в памяти и следа нравоучений от матушки о том, как положено незамужней девушке вести себя со слишком настойчивым юношей.

Юки сжимал мою талию, я прижималась к нему. Он проводил кончиками пальцев по моему позвоночнику, я вздрагивала в нетерпении. Его язык проникал всё глубже в мой рот, я то ли мычала, то ли стонала в ответ.

Мне послышалось странное фырчанье, будто звериное, но новые объятия вытеснили странный звук.

Мы переместились от рабочей поверхности кухни к столу. Чуть пониже спины я упёрлась в дерево. Привстала на цыпочки и села. Потянула Юки на себя.

Мне почудилось тепло от его шубки, такое же явное, как от живого существа.

Юки дёрнулся. Пугливо отскочил. Его волосы вихрами всклокочились на макушке. Кожа на переносице смялась в вертикальные морщинки. Он диким зверем смотрел на меня, что-то выискивая на одежде.

— Всё хорошо? — пребывая в не меньшем недоумении, поинтересовалась я.

— Где он? — злобно.

Я сжалась. Кто «он»? Я искренне не понимала.

Юки щерился диким зверёнышем. Его мерцающий огненными искрами взгляд метался по столу, за моей спиной. Я встала, тоже оглядывая деревянную поверхность. На ней покоилось пустое блюдо, забытая чашка со следами чая по внутренней кромке, а ближе к стене, бесформенной кучкой сложены все обереги.

Я обернулась к юноше. Он смотрел на обереги, словно всё остальное потеряло значение. Напряжённо замерший, словно пёс перед началом погони, или лис, ощутивший опасность и готовящийся улепётывать от охотников со всех своих лап. Казалось, он перестал дышать. Притих. Выжидал. Опасался.

Повинуясь глупому порыву, я подцепила один керамический оберег и подвесила за алую ленту на пальце. Обернулась лицом к юноше, который стремительно попятился от меня в сторону выхода.

— Какая глупость, — нервно посмеялась я. — Ты же не боишься оберегов?

— Нет, конечно, — напряжённо, сквозь зубы процедил юноша, во все свои испуганные глаза глядя на письмена, украсившие оберег. — Ая, пожалуйста, положи его обратно.

Юки бочком перемещался ближе к входной двери. Таким способом, порой выходили дети из булочной, в попытке своровать свежий пирожок.

Задумавшись и склонив голову набок я разглядывала оберег в своей руке. Самый обычный, такой можно встретить в каждом втором доме города и в каждом первом деревенском. Их, как правило, вешают над входом или над окном. В родительском доме такие висели над каждым окном. Я наблюдала за яркой, блестящей из-за покрывающего лака, краской. Перевела взгляд на лицо Юки, потерявшее всякий цвет. Задумалась. Вновь взглянула на оберег, на юношу, на оберег.

Я с размаху кинула маленький кругляш в Юки.

С глухим шлепком он влетел в плечо застигнутого врасплох юноши и повалился ему под ноги.

Юки поражённо уставился на меня. Зрачки его вытянулись вертикально. Он фыркнул, прямо как лис, и тихонько зарычал. Ошеломлённая, я наблюдала за переменами в нём не в силах шелохнуться. Юки зарычал, безнадёжно дёрнувшись. Мне показалось, за спиной его метнулся пушистый белый хвост. Тогда-то он и вырвался наружу так быстро, что я почти сразу потеряла его из виду. Я же неподвижно стояла на том же месте так долго, что успела отсчитать несколько десятков ударов собственного сердца.

У порога валялся круглый оберег с дырочкой посередине, будто раскрашенный гуашью бублик. На нём отчётливо виднелись письмена того самого древнего народа, на котором нарекли Юки.