– Ты не представляешь, Кирочка, как это славно – принимать в своей школе свою бывшую ученицу.

Раскрасневшаяся от смущения Кира хотела было в ответ произнести нечто приятное, но Николай Николаевич, словно поперхнувшись, заглянул в какие-то бумаги на своём столе и виновато проронил:

– Я прошу прощения за фамильярность, но теперь вы в этой школе находитесь в другой ипостаси, и для меня вы уже Кира Андреевна, – и, переходя уже на деловой тон, продолжил:

– Времени для расшаркивания не так уж и много. Через час у вас начинается урок. Так что, в добрый час!

– Но позвольте, Николай Николаевич, – растерялась Кира, – мне же надо подготовиться. Вы меня вот так сразу – головой в омут.

– Ну, во-первых, не в омут, а в учебный класс, – рассмеялся директор, – во-вторых, вы пять лет готовились в университете и, наконец, в-третьих, говорят, чтобы научиться плавать, надо войти, а ещё лучше – прыгнуть в воду.

Перед тем, как столкнуть ее в эту воду, Кире всё-таки сообщили тему урока. А уже через полчаса она с упоением рассказывала шестиклассникам об изнурительной Столетней войне между Англией и Францией в далёком средневековье.

Процесс адаптации прошёл у Киры гладко и безболезненно. Она и сама не заметила, как непринуждённо втянулась в школьную педагогику, как учительствование стало неотъемлемой частью её ежедневного бытия. В считанные месяцы после начала работы в школе молодой преподаватель поняла, что находится на своём месте, и мысленно благодарила любимого дедушку, который надоумил её найти себя в профессии учителя. Даже умудрённые педагогическим опытом коллеги не могли взять в толк, как молодой необстрелянной девчонке удалось так сразу влюбить в себя своих учеников. На это обратило внимание и руководство школы: директор на педсовете с нескрываемым удовлетворением отметил, что успеваемость по истории в школе значительно повысилась.

Однако вместе с первыми успехами в работе и радостями от неё Киру охватывало мрачное ощущение какой-то безысходности дальнейшего существования как в профессии в частности, так и в жизни вообще. В школе стали задерживать зарплату, опытные учителя стали увольняться с любимой работы. Частная и мелкооптовая торговля и кустарное производство стали для многих способом выжить в развалившемся СССР. Поэтому многие педагоги вместо сеяния доброго и вечного отправлялись на рынок, чтобы, перепродавая накопленное годами, как-то кормить свои семьи. Да и ученики, почувствовав разброд и шатания в обществе, тут же сообразили, что школа вряд ли является той панацеей, которая выведет их в обещанное взрослыми светлое будущее.

Далеко не всё ладно было в «королевстве» российском. Невыплаты заработной платы приняли систематический и массовый характер, охватив большинство занятого населения. В стране сложилась крайне тяжёлая и политическая, и социальная, и в особой степени экономическая обстановка. Двумя десятилетиями позже Кирины коллеги, историки, назовут эти годы голодными. Причиной этого смутного явления явилось проведение правительством радикальных реформ, связанных с созданием рыночной экономики. Те же историки чуть позже назовут все эти экономические новации, либерализации и приватизации «шоковой терапией». Терапия, которая, по своей сути, означает лечение людей, на самом деле болезненно отразилась на уровне жизни простых граждан страны. При нерегулярном получении зарплаты цены на все товары стремительно выросли: стоимость продовольственных товаров повысилась всего-навсего в 36 раз.

Если бы существовал прибор, измеряющий уровень жизни простых россиян, то его стрелочный индикатор наверняка замер бы на отметке «невыносимый». Часть людей смирились с таким укладом существования. Но многие стали лихорадочно искать разумный выход из шока, охватившего страну. В семье Дуровых всё чаще вспоминали, что у матери Киры в пятой графе советского паспорта было записано «еврейка». Поскольку Кира в своей краснокожей книжице унаследовала коренную для страны русскую национальность отца, то арифметически складывалось, что иудейским происхождением была «поражена» только третья часть дружной семьи.