Ее шампунем, гелем для душа, кремами. Я обожаю этот запах, с которым сроднился за последние дни и который дико возбуждает.

Натягиваю боксеры и иду в свою спальню. Привычно включаю только ночник, создавая полумрак в комнате. Заваливаюсь на кровать и закидываю руку за голову.

В другую руку беру телефон и захожу в соцсеть. У меня левая страничка, на которой какой-то очкастый ботан из мема, поэтому я уверен в том, что не засвечусь нигде. Нахожу профиль Бемби и листаю фотки. Все они выверены, приличны и отобраны пиар-службой Стаса.

Вот Оля на конференции, вот в стенах вуза. Вот в неформальной обстановке ловит рыбу с папенькой. Все фото постановочные, но это нихера не меняет того факта, что она охуенно красивая.

Нахожу мою любимую фотографию, где Ольга стоит в цветущем саду среди раскидистых ветвей яблони. Глаза — ночные омуты, губы розовые, манящие и, сука, снова искусанные.

Бесят эти проклятые губы, которые теперь сниться мне будут.

Член наливается, начинает пульсировать, и я достаю его из трусов. Вожу ладонью по стволу, вспоминаю ее отзывчивое, податливое тело. То, как она прогибалась и терлась своей промежностью о мой стояк.

С болью закусываю губу, чтобы не проронить ни звука, и продолжаю неистово водить по стволу, сжимая сильно у основания.

Сука. Охуенная, недоступная, разбирающая меня на составляющие сука. Какого хуя ты, Оля, появилась? Я ж устаканил, блядь, все. Вывел в относительную норму. Все гребаные теоремы моей жизни нашли свои доказательства.

Ну какого хуя, детка?

Остервенело прохаживаюсь по стволу, перед глазами нарезка нашего поцелуя — хотя какой это, нахер, поцелуй?! Прелюдия к жесткому сексу, когда стены трясутся и пульс зашкаливает, когда громкие стоны и пошлые шлепки. Возбуждение импульсами гуляет по телу, головка члена наливается кровью, виски сдавливает от напряжения.

Представляю, как я стягиваю с нее джинсы и запускаю руку в трусики, провожу пальцем по складкам и давлю на клитор. Вижу, как наяву: вот она течет для меня, стонет и снова кусает эти губы, которые не дают мне покоя.

Срываю белье и врываюсь одним толчком. Трахаю неистово, как зверь, дорвавшийся до своей самки. Так, будто, блядь, она одна осталась в этом конченом, прогнившем мире. Откровенно ебу ее, а олененок орет на всю округу и кончает вместе со мной с тихим:

— Боже!

Открываю глаза и с силой сдавливаю член. Безотрывно смотрю на Бемби, стоящую на пороге моей комнаты. В белом длинном халате, с распущенными волосами. Я настолько поехал крышей, что ловлю галлюцинации? Ведь не может она быть тут. Бемби не переступила бы порога моей комнаты, ни за что на свете. Не после того, как я поступил с ней.

Мозг плывет, а я продолжаю дрочить. Видение не уходит никуда — у девчонки приоткрыт рот, блестящие глаза распахнуты, щеки алеют. Представляю, как она подходит ближе, садится на колени меж моих широко разведенных ног, отбирает у меня член и проводит своей горячей ладонью.

Кончаю от нее, охуеваю из-за мощности оргазма от обычной дрочки. А что же будет, когда я ее трахну вживую?! Теперь я уверен на сто процентов, что это случится. И похер на то, что будет со мной потом, — хоть гроб, мне терять нечего.

До меня не сразу доходит, что Бемби дышит глубоко, замирает, а после разворачивается и фурией вылетает из моей комнаты, громко хлопнув дверью ванной, а я обессиленно откидываю голову назад.

Пиздец тебе, Марат. Всякое было, но чтобы вот так… дрочить на телку перед этой самой телкой — никогда. И что с черепушкой у тебя, друг? Походу, все совсем плохо, раз опустился до такого.