Но Пабло и Эвиты среди живых нет, неожиданно спокойно подумал Луис. Давно уже нет, хотя так странно, когда умирает Эвита, чье имя значит «живая».
Как можно давать такие имена людям, которые смертны, Санчес не знал.
– Мне выйти из машины? – спросил он у Уго.
– Да нет, не стоит, – покачал головой будущий майор. – Можешь просто проснуться.
Луис до боли в скулах зажмурился… а потом резко открыл глаза. Вокруг была темная комната его дома в отеле «Мукуль». Санчес некоторое время лежал, жадно хватая ртом воздух – пытался надышаться и прийти в себя. Потом, когда гипоксия отступила, и голова немного прояснилась, Луис осмелился сесть. Комната все еще покачивалась из стороны в сторону, постепенно фиксируясь в пространстве.
Санчес облегченно вздохнул и растерянно оглянулся, ища телефон.
Нашарив его на прикроватной тумбочке, взял в руки и тапнул по экрану.
Пять утра.
Что ж, могло быть и хуже.
Санчес снова лег и уставился в потолок. Он знал, что уже не уснет. Но на сей раз провел во сне куда больше времени, чем пару недель назад, когда кошмар пробудил его в два часа ночи.
Неужели я до конца жизни буду вспоминать тот день, 11 марта, думал Луис, глядя в серое небо потолка. Неужели эта боль никогда не отступит?..
Санчес хотел бы поверить, что дело было в письме Уго с новостями о скором переезде майора в Никарагуа, но кошмары настигали продавца дыма и без всяких писем.
– Эвита, Пабло… я скучаю… – закрыв глаза, тихо произнес Луис.
Теперь у него была работа мечты и океан свободного времени, вот только не с кем стало его проводить. Не к кому было спешить домой с плантации, хотя он сотни и тысячи раз представлял, что дома ждут жена и сын…
Время, вечное и равнодушное, незаметно сдвигает, словно магнитный полюс земли, градус бытия. По какой-то причине удаляет и создает что-то в нашем мире повседневности. Метрономом отсчитывая судьбу каждого, не ведающего, что с ним будет завтра.
А, может, и не имеющего этого завтра вовсе.
Глава 4
Первая встреча Колумба и Дюрера
1491 г.
Как и рассчитывал Колумб, Якоб Фуггер не отказал в помощи. В ответ на письмо Марио Варгаса он прислал свое, в котором сообщал, что юный Альбрехт находится в путешествии по Европе – обычное для молодых художников занятие, когда подмастерья набираются опыта у состоявшихся мастеров. По словам герра Фуггера, в начале декабря Дюрер должен был прибыть в Эльзасский город Кольмар и там остановиться на несколько месяцев. Зачем и почему, Якоб точно не знал, но упомянул вскользь Мартина Шонгауэра, талантом которого Альбрехт «весьма восхищался и явно не прочь был перенять что-то у такого известного мастера».
– Герр Фуггер обещал, что напишет Дюреру о твоем интересе, – объявил Марио, когда они с Колумбом встретились, чтобы обсудить письмо немецкого банкира. – Якоб уверен, что Альбрехт с радостью примет нас в Кольмаре.
– Что ж, это отличные вести, – с трудом сдерживая радость, сказал Христофор. – Предлагаю ближайшую неделю посвятить сборам, а после сразу же отправиться в Кольмар.
– Так скоро? – удивился Марио.
– Гранада все еще стоит, – с грустью заметил путешественник. – И ждать, что завтра мавры вдруг выбросят белый флаг, не стоит. Если у тебя, мой друг, имеются неотложные дела, я могу навестить герра Дюрера и сам.
– Нет-нет, я полагаю, мне удастся составить тебе компанию, – поспешно заверил Марио. – Тем более мне все еще интересно, что за любопытную вещицу ты хочешь отыскать у Альбрехта.
Христофор на это лишь загадочно улыбнулся.
Следующая неделя для Марио превратилась в сущий кошмар. Лишь с превеликим трудом он успел подготовиться к поездке за означенную неделю. В какой-то момент Варгас и вовсе помышлял отказаться от сомнительной затеи ехать в Кольмар, но его банкирское чутье подсказывало, что нужно отправиться с Колумбом. Тем более, Христофор в одной из бесед обмолвился, что предмет, хранящийся у Дюрера, может помочь ему в получении финансирования для грядущего путешествия к берегам Китая. Сама экспедиция могла сулить значительные прибыли, и, хоть роль Альбрехта в этом деле была до конца не ясна, Варгас решил, что потраченное время окупится с лихвой.