Я, в отличие от Арины, не разделял радости. Дойти-то мы дойдем, а вот как я с вывихнутой ногой прошмыгну мимо жуткого хозяина квартиры номер шесть у меня не было ни малейшего понятия. Словно угадав мои мысли, рыжая ткнула меня под бок локтем:

– Не ссы, своих не бросаем… – она неожиданно осеклась и, погрустнев, добавила, – Больше не бросаем.

Уже спускаясь на второй этаж, я услышал тихий вкрадчивый голос:

– Ты же не думаешь, что все может быть так просто? Это твой дом, зачем тебе куда-то идти?

Я бросил взгляд на Арину, но та, похоже, ничего не слышала. Тяжело дыша, она продолжала тянуть меня вниз по лестнице.

– Ты ведь заслужил это! Помнишь, что ты сделал двенадцать лет назад? Помнишь, иначе бы не держался сейчас за этот обрезок арматуры! Это ведь им ты совершил…

– Заткнись! – заорал я, не желая слышать то, что последует дальше. В центре лба сосредоточилось ощущение, будто кто-то вбивает мне в голову гвоздь. Арина странно на меня посмотрела, но ничего не сказала – она явно знала, что такое шепот Управдома.

– Немного осталось, потерпи.

Мы остановились напротив той самой двери, за которой нас ждало спасение и… нечто страшное, невообразимое, неназываемое, что жители дома именовали Венечкой.

– Значит так, смотри, – напутственно проговорила Арина, – Он открывает, мы кидаемся в ноги и ползем в комнату. Окно без решетки должно быть справа по коридору, перед туалетом, в жилой комнате. Я эту планировку знаю. И ни за что, ни в коем случае не смотри ему в глаза, понял?

Я покивал. Толку-то? С такой ногой далеко мне уйти не удастся. Поможет лишь чудо. Такие мысли вертелись у меня в голове, когда Арина бросила на пол бесполезный теперь кусок жести, чтобы постучать в дверь.

Со скрипом дверное полотно уползло во тьму квартиры, и снова, как и в прошлый раз, моим глазам предстал тощий черный силуэт, неподвижно замерший между вешалкой и комодом. Раздались шлепки босых ног – медленно, шаг за шагом, Венечка выходил на лестничную клетку. Все мысли вымыло из головы. Бросаться в ноги, бежать, ползти – все потеряло смысл. Арина, тоже парализованная каким-то инфернальным ступором, округлившимися глазами, словно кролик на удава, пялилась на нечто, что выходило из квартиры. Вот блеснули в тусклом свете зубы, стала различима беспорядочная шевелюра, скрывающая лицо. Тонкие черные руки ухватились за свисающие патлы и принялись медленно, словно занавес, раздвигать их в стороны.

Совершенно машинально я сделал шаг назад, увлекая за собой Арину, потом еще один и еще, пока не уперся спиной в дверь напротив. Кусок арматуры, словно сам собой, скрежетнул по двери. Из-за спины раздалось:

– Ну, сука, я предупреждал! Я просто хочу остаться в покое!

Дверь за моей спиной распахнулась, я автоматически обернулся и упёрся носом в дуло винтовки. Сразу за ее гладким корпусом я увидел лицо того самого агрессивного десантника. Теперь, когда он включил свет в коридоре, я мог разглядеть его полностью. В замызганной и грязной форме, он стоял, дымя сигаретой, вплавившейся в его обгоревшее лицо. На обугленной плоти воспаленным гнойником яростно сверкал единственный глаз.

– Пригнись! – успел крикнуть я и повалил Арину на заплеванную площадку за секунду до того, как прогремел выстрел, и чудовище, собиравшееся продемонстрировать нам свой кошмарный лик повалилось навзничь, расплескивая повсюду черную жижу.

– Ну ничего, душара, второй в цель будет! – грубо бросил десантник, перезаряжая ружье, – Всех положу! Положу нахуй!

Крик отрезвил меня, я бросился вперед, в квартиру кошмарного Венечки, избегая смотреть на его лицо. Изгиб коридора спрятал нас от выстрелов отбитого солдафона. В квартиру Венички солдафон бы шагнуть не решился. Арина опередила меня и уже добежала до конца коридора, пока я, опираясь о комод и вешалки, ковылял следом.