Иньские драгоценности и кровь младенцев очевидно предназначались в жертву призываемому жэньмо, дабы угодить его вкусам.

Проверяя, в порядке ли стеклянные бутыли, Змеекожий ворчал:

– Отсталые у вас предки, господин Нянь, в плане социально-политического развития… Хм, а это что?

В чемодане с младенческой кровью ему попалась маленькая керамическая шкатулка. Возможно, из-за тряски в дороге печать на ней ослабла и слетела сразу же, как шкатулка оказалась в руках Змеекожего.

– Печать сорвалась, – сообщил Змеекожий. – Не страшно?

– Не открывай, это… – начал Янь Цюшань.

Но не успел он закончить, как Змеекожий истошно закричал. Силу ему, как говорят, девать было некуда, и, пока Янь Цюшань говорил, он успел открыть шкатулку, из которой вылетело несколько крупиц темно-красного порошка. Они вели себя как живые – соприкоснувшись с человеческой кожей, они сразу же начали проникать все глубже в плоть. Начиная с кончиков пальцев рука Змеекожего начала розоветь, словно персики в цвету.

– Это русалочья отрава-чжэнь, болван! – окриком остановил Янь Цюшань слепца, бросившегося было выяснить, в чем дело. – Не трогай его, а то с тобой будет то же самое! Дай мне зажигалку.

Шрам Змеекожего явно остался на месте ожога – то ли от кипятка, то ли от пламени. При виде огня он инстинктивно отпрянул, но Янь Цюшань схватил его за запястье и строго сказал:

– Тебе что, рука не нужна?

Крепко удерживая Змеекожего, он поднес огонек зажигалки к порозовевшей коже его руки. Проникший в плоть порошок словно испугался огня и немедленно метнулся назад. Не то от страха, не то от боли, но Змеекожий отчаянно сопротивлялся. Впрочем, рука Янь Цюшаня, державшая его железной хваткой, даже не дрогнула. Огонек в другой его руке горел ровно и двигался аккуратно, не опаляя плоть Змеекожего, но вынуждая отступать розовые отметины.

Змеекожий громко завопил, и крупицы темно-красного порошка вылетели из кончика его пальца. Деревянная женщина мгновенно отреагировала – схватила стеклянный стакан и ловко их поймала.

Змеекожий осел на пол и, кое-как придя в себя, отполз назад.

– Эта хрень живая, она живая! – бормотал он.

– Так и есть, – откликнулась деревянная женщина. Она осторожно собрала красный порошок, пересыпала его обратно в шкатулку и вернула печать на место. Ее голос интонацией напоминал автоответчик. – В древности гаошань забирали кровь у живых русалок. Они подвешивали русалку вниз головой и делали на шее небольшой надрез, оставляя ее истекать кровью до смерти. Когда русалку охватывал всепоглощающий ужас, ее ядовитые внутренние органы растворялись и вытекали вместе с кровью. Зараженная русалочьим ядом кровь приобретала темно-красный цвет. Если ее смешать с русалочьим жиром, киноварью и некоторыми другими ингредиентами, то можно получить особое вещество, которое в древности называлось «чжэнь» или просто «отрава»… Господин Нянь, вы даже ее подготовили! Ваши познания действительно велики. А ведь и правда – если у Всеслышащего мастера не найдется этого вещества, даже он не сможет починить клинок. Вы продумали все необходимое.

Янь Цюшань был высокомерен, ставил себя выше всех остальных – и не думал этого скрывать. Если в присутствии такой почтенной «особенной», как матушка Юй, он еще проявлял хоть какую-то вежливость, то ее посланницу ни во что не ставил. Похвалу деревянной женщины он пропустил мимо ушей, словно и не услышал.

Деревянная женщина аж застыла – даже ее деревянное лицо выражало неловкость.

К счастью, в этот момент в разговор вмешался Среброглазый.

– А для чего она, эта чжэнь?