В горле запершило, я задорно чихнула, и мы понеслись через лес. Вернее, это была картина «туристы из Италии в русской тайге». По крайней мере, я бы на месте бедных мишек или ещё какой живности на всякий случай сбежала.

Не знаю, сколько мы шли. И я, и все мои вещи промокли до нитки, тело было тяжёлым, и только внимательный и временами тревожный взгляд сына заставлял растягивать губы в улыбке и упорно ползти вперед.

Я уже слегка охрипла – надо же было затянуть какую-нибудь жизнеутверждающую песню, чтобы сообщить всему миру какие мы грозные. Ноги не держали, натянутые все-таки сапоги помогали только не утонуть в грязи – мокро было одинаково что в них, что без них.

А ещё мне иногда начинало чудиться, что за нами следят. Вот несколько раз словно сами собой отклонились, пропуская, кусты. Где-то ухнула птица. Заскрипело дерево, едва не уворачиваясь от меня, пока я пыталась не протаранить его лбом.

Одна ветка меня даже, кажется, поддержала. Доктор, если вас поддерживает дерево, насколько плохи ваши дела? В моем бреду я была уверена, что нас куда-то ведут, ведут вполне целенаправленно и расчетливо, тут же смыкая ветви стеной за нашими спинами.

Из странного созерцательного состояния вырвал отчаянный плач. Вернее, это был не плач, а просто тихий усталый писк, как пищит совершенно обессиленное существо, которое потеряло уже всякую надежду на то, что ему кто-то откликнется.

Не знаю, что мной двигало в этот момент. Может быть, запредельная усталость. Может – просто капелька злости и раздражения. Желание выплеснуть его, сделать хоть что-то полезное, вырваться из монотонного круга передвижения ногами туда-сюда.

– Мам, ты куда? – встревоженный крик в спину. Или мне он тоже померещился?

Сынуля, не мешай маме слегка сойти с ума. А то ваша магия доведет и так до ручки и пенсии.

Я ринулась вперед, едва не споткнушись о корягу, вывернулась, чуть не пропахала носом небольшой овражек и, наконец, оказалась на небольшой поляне.

Сердце дрогнуло. В одном из огромных деревьев, её окружающих, было небольшое углубление. Что-то вроде естественной пещерки-дупла. И оттуда на меня смотрели два сияющих голубыми отсветами глаза, и раздавался тихий плач с шипением напополам.

– Мама, где ма-мааа? Ку-ушать хочу, тепло, спа-ать, стра-ашно… – донеслись до меня отчетливые звуки.

Я чуть снова не растянулась прямо на мокрой земле! Оно говорит? Это ребенок? Но…

Осторожно приблизилась, чувствуя, как отпускает внутри напряжение, ослабляется дрожащая где-то глубоко в душе струна.

Я присела на корточки. Из пещерки на меня таращилась маленькая чешуйчатая морда. Существо было похоже на ящерку, имело вытянутое тело, плотные зеленовато-синие чешуйки и… это зачатки крыльев?

– Ма-ма?.. – вопросило это чудо, хотя я точно знаю – из пастенки доносился все тот же скулеж.

Среди корней виднелись осколки огромной скорлупы.

Я действительно рехнулась, если это делаю… правда-правда… Но я протянула руки к малышу и подхватила его под попу, прижимая к себе.

– Мама пришла, маленький мой, мама уже пришла!

Я осторожно погладила лобастую головенку, почесала чешуйки у надбровных дуг. Маленькие коготки попытались ухватить меня за палец. А потом наглые острые зубки сделали финальное и торжественное «кусь». Хрум. Ням. Вкусно тебе, вампирчик чешуйчатый, а? Мой прокушенный палец ласково облизали шершавым язычком.

И меня вдруг окатила волна восторга и признательности.

– Моя мама-аа! Моя! Пришла!

Этот вопль буквально оглушил – но и привел в чувство. Я вдруг как-то разом поняла, что не слышу ни сына, ни Лиры, а стою одна под дождем в огромном враждебном лесу, прижимая к себе неизвестную науке тварюшку.