– Кончай уже хлопать, болван, – зашипел в ответ Гарденер.

– Черта с два. Не знаю, когда ты успел написать эту вещь, но она просто великолепна! С меня сегодня бутылка.

– Сегодня – разве что газировка, – ответил Джим, точно зная, что врет.

Мигрень уже возвращалась. Аспирином или каким-нибудь перкоданом ее не вылечить. Кваалюдом[31] – тоже. Тут поможет одно – изрядные алкогольные возлияния. Всю боль разом снимет.

Аплодисменты начали затихать. Патрисия выдавила из себя вымученную улыбку благодарности.

Толстяка, представляющего поэтов публике, звали все-таки Арбергом (хотя Гарденеру по-прежнему хотелось величать его Аргльбарглем). Будучи доцентом английской кафедры, он возглавлял группу спонсоров. Отец Джима окрестил бы такого «крепким шлюхиным сыном».

После чтения крепкий шлюхин сын закатил у себя на дому вечеринку для участников «Каравана», «Друзей поэзии» и кое-кого из коллег по кафедре. Все началось в одиннадцать и сперва шло чинно, благопристойно, как это обычно бывает: мужчины и женщины в неудобных позах стояли мелкими группами со стаканами и одноразовыми тарелками в руках, ведя осторожные академические беседы. Гарденера всегда бесила столь бесполезная трата времени – и в его бытность преподавателем, да и теперь… Хотя, пожалуй, теперь в этом было нечто ностальгическое, какая-то приятная меланхоличная нотка.

Тем более внутренний голос завсегдатая вечеринок подсказывал, что лучшее – впереди. Ближе к ночи на смену этюдам Баха придет рок-группа «Pretenders», а болтовня о классовых различиях, политике и литературе уступит место куда более увлекательным темам: как сыграли «Бостон ред сокс», кто на кафедре пьет больше всех, кто с кем переспал…

Сочинители в основном теснились у шведского стола, явно следуя золотому правилу Гарденера для поэтических туров: «Не упусти халяву». Под взглядом Джима Энн Делани, написавшая несколько не блестящих, но назойливо застревающих в памяти стихотворений о сельских тружениках Новой Англии, широко открыла рот, чтобы впиться зубами в огромный сандвич. Майонез, похожий оттенком и консистенцией на бычью сперму, брызнул ей прямо на пальцы. Поэтесса некрасиво их облизала и подмигнула Гарденеру. По левую руку от Энн обладатель прошлогодней премии Бостонского университета имени Натаниэля Готорна (за длинную поэму «Прибежище грез 1650–1980») проворно запихивал в рот оливки. Джон Эдвард Симингтон, так звали этого парня, сделал передышку, чтобы набить карманы вельветового пиджака (с заплатками на локтях, разумеется) кружочками сыра «Бонбел» в обертках, и снова набросился на оливки.

Тут к Джиму подрулил Рон Каммингс. Этот, как всегда, ничего не ел. В руке у него был бокал уотерфордского хрусталя, наполненный неразбавленным виски. Рон кивнул в сторону закусок:

– Замечательно. Просто рай для ценителя болонских колбас и кочанных салатов.

– Умеет жить этот Аргльбаргль, – кивнул Гарденер.

Каммингс прыснул напитком так, что у него даже выпучились глаза.

– Аргльбаргль? Боже мой, Джим, ты сегодня в ударе. – И, выразительно посмотрев на бокал товарища (там была сильно разведенная тоником водка – правда, уже вторая за вечер), лукаво спросил: – Значит, газировка и ничего, кроме газировки?

– Ну… По большей части.

Рон опять засмеялся и отошел.

К тому времени, когда вместо записей Баха поставили Б. Б. Кинга, Гард уговаривал четвертый бокал. На этот раз он просил бармена, присутствовавшего на выступлении, сделать упор на водку. И принялся на все лады повторять две шутки, которые с каждой порцией все сильнее его смешили. Первая – про ценителей болонских колбас и кочанных салатов, а вторая – про то, что все доценты подобны «Кошкам» Т. С. Элиота, по крайней мере, в одном: у каждого из них есть тайное имя. Тут Гарденер сообщал под большим секретом, что разгадал имя хозяина: Аргльбаргль. Когда подошло время пятой порции, Джим велел бармену просто помахать тоником перед водкой: этого, мол, вполне достаточно. Парень с каменным выражением на лице покачал банкой перед наполненным водкой стаканом. Гарденер хохотал до слез и до колик в животе. Ему действительно начинал нравиться этот вечер… И скажите по чести, дамы и господа, разве не заслужил он немного радости? Сегодня Джим отработал лучшее выступление за многие годы, а то и за всю свою жизнь.