9. 8

Перед тем, как выскочить из автобуса на своей остановке, Ростик, многозначительно вылупив глаза и сделав рукой нелепый жест, видимо, предназначенный для того, чтобы привлечь внимание и добавить особой важности последовавшим за ним словам, поинтересовался:

‒ Димон, ты помнишь? Завтра английский!

‒ И?

Ответить Ростик не успел. Стоявшая сзади бабка, нетерпеливо подтолкнула его в спину в направлении открывшихся дверей, сердито пробубнила:

‒ Так выходишь ты или нет?

И Ростик вынужден был выкатиться наружу, но, пока автобус не отъехал, торчал на остановке, корчил рожи и размахивал руками, продолжая беззвучную беседу. Дима сочувственно взирал на него, но никак реагировать, тем более поддерживать это идиотское представление, не собирался. Но, стоило автобусу покатить дальше, оставив позади себя цирк в исполнении одного озабоченного клоуна, заговорила Ксюша, спросила тихонько:

‒ Дим, а вы реально с Ростиком на спор к англичанке подкатывать собираетесь?

В её интонациях было скорее не осуждение, а сожаление и настороженность, ну, или ещё что-то похожее, но необъяснимое словами. Только разговаривать на эту тему совершенно не хотелось.

‒ Это ж Ростик придумал, вот у него и спрашивала бы, ‒ старательно избегая излишней резкости, откликнулся Дима. ‒ Собирается он или нет?

‒ Про него я и так знаю, ‒ снисходительно хмыкнула Ксюша. ‒ Он и на бóльшую глупость способен. ‒ И опять интонации сменилась, стали более искренними и серьёзными: ‒ Только меня не он интересует, а ты.

Но Диме по-прежнему не хотелось обсуждать серьёзно подобные глупости. Да даже если не глупости.

‒ По-твоему, я тоже с головой не дружу? И могу на кого-то там спорить.

Ксюша помедлила несколько мгновений, потом пожала плечами и задумчиво выдохнула:

‒ Не знаю.

‒ Что не знаешь? ‒ Дима почувствовал лёгкую досаду. ‒ Дружу я с головой или нет?

‒ Дим! ‒ воскликнула Ксюша. ‒ Ну я же не о том. И дело даже не в споре. Можно же и без него. Подкатывать. ‒ Она опять сделала паузу. Похоже, собиралась с решимостью. Или чего-то там додумывала, подстёгивая и без того не в меру разыгравшуюся фантазию. ‒ А эта Алёна, она и правда… ну, такая?

‒ Какая?

‒ Ну… чтобы тебе понравиться. Она ведь гораздо старше.

‒ Вы сговорились что ли? С Ростиком. Вам больше заняться нечем? Я же вроде объяснил. Мне показалось, что я её откуда-то знаю. Или знал когда-то. Обычное любопытство. Не надо во всём искать какие-то особые смыслы. Ксюш, всё гораздо проще. А усложняем обычно мы сами. ‒ Он подумал и исправился: ‒ Вы с Росом усложняете.

И с чего вдруг он ударился в философию и объяснения? Когда можно просто сказать: «Всё, хватит. Не о чем тут говорить». И что происходит с Ксюхой? Ведь не на самом же деле её взволновала этическая составляющая спора на чужие чувства (ну надо же, как загнул!), хотя она довольно щепетильна в подобных вопросах.

Неужели приревновала? И теперь у неё никак не получается успокоиться.

‒ Так она тебе ‒ не нравится?

А разве она может не нравится? Светлые волосы, густые, пушистые, собранные в чуть небрежный пучок, большие выразительные глаза. И черты лица не менее выразительные, одновременно нежные и строгие. Поэтому она кажется то беззащитно хрупкой, то неприступно самоуверенной.

‒ Дим!

‒ А?

‒ Почему ты не отвечаешь?

«А почему ты, Ксюша, спрашиваешь?»

‒ Ну-у, она, конечно, очень даже. Но…

Ксюшу вполне удовлетворила многозначительная пауза, дальше она додумала сама ‒ что ей самой хотелось услышать ‒ сдержанно улыбнулась, почти незаметно, и предложила:

‒ Тогда, может… встретимся вечером?