Так вот, к чему это я этот разнобой затеяла? Плавно иду назад, обратно к жилью, что снимаем на троих с Зеброй и Мойдодыром. Про палаты и парламент я знаю из воскресных «Парламентских часов», когда после субботы отсыпаюсь, как вернусь, – это как раз около трех дня, когда он идет, а до работы еще рано, до точки. Нинулька-Мойдодыр тоже, как и Зебра, телевизор не очень, просит только обычно потише, потому что голова. А я отвечаю, что, Нинуль, мол, в голову, кроме порошка и минета, нужно еще чего-нибудь класть, так ведь? Беззлобно говорю это и даже не в шутку, вполне серьезно говорю, и она, кстати, это знает и не обижается на меня.
Вообще, мы живем дружно, и не только потому, что при разном возрасте примерно равный профессиональный стаж имеем и статус: отъезжаем, как правило, за полтинник баксов, не тысяча двести в рублях, как девчонки, которых мамка с левого края держит, дальше от центра фар, – те могут и за тыщу отъехать, а мы строго – полтинник. Сразу скажу – не стольник. Это не значит, конечно, что за стольник я не отъезжала – отъезжала сколько угодно, и девчонки отъезжали. Просто дело в том, что каждая из нас внутри себя знает точно – цена мне правильная вот эта. И это не понты, несмотря на всякий любой случай, что подворачивается, и нередко.
Эту определенность вырабатываешь в себе сама, преодолевая со временем внутренние противоречия из-за недооценки своей женской личности. А критерий один – доволен внутри тебя остался маленький совестливый человечек или недоволен.
Одним словом, все мы трое живем на Павлике и дружим. Павлик – это Павелецкий вокзал по-московски, хотя из Москвы нас родом никого. Мойдодырка, как я сказала, родом с Магнитки; Зебра – с Бишкека, и вообще звать ее Диляра, Диля, отец узбек, мать татарка; а меня зовут Кирой, и родилась я с самого западного края бывшей географии – в двух часах на автобусе от города Бельцы. Все это, как вы понимаете, теперь заграничная молдаванская республика, но от этого мне не легче, а, наоборот, в сто раз хуже. Во-первых, потому что появилась я там на свет не вчера, а двадцать девять лет тому назад, когда никто не думал, что дом, где родилась, будет по сегодняшней жизни стоить полуторамесячный размер арендной платы за тесную двушку на Павлике с окном на вонючий перекресток. Во-вторых, потому что в доме том у меня двое деток, Соня – старшая и маленький Артемка, на попечении мамы, учительницы начальных классов. В третьих, потому что я проститутка со стажем и нескладной для такой жизни фамилией Берман. Ну а в четвертых и самых главных, потому что мне это нравится и я уже никогда не захочу обратно. Да! Вообще-то мы не говорим так про себя – проститутка, мы говорим – «работаем». И про других, кстати, таким же порядком – они тоже «работают». Но это к слову.
Так вот, Нинку никто в детстве не насиловал, у нее история по другому завернулась пути, через обычное алкоголическое родительское наследие, но в любом случае нервы у нее были в большем, чем у нас с Зеброй, порядке, но именно тихая Мойдодырка первой узнала и заорала, как не в себе, когда передали по ящику в новостях. А сообщение было, что всего лишь три дня остается до открытия очередного чемпионата мира по футболу, который состоится одновременно в Корее и Японии. Я тогда как раз от «Парламентского часа» до уборной отошла, а Нинка вслушалась и на себя вынужденно новость приняла первой.
– Бляди! – заорала она, как умалишенная. – Суки, мать вашу!
– Что?? – заорали мы с Зеброй, когда принеслись на Мойдодыркин крик. – Что такое??