Они так ни до чего и не договорились.

Марла ушла первой, заявив, что ей нужно домой. Кошка была обижена. А еще ей действительно было больно.

Стоило двери за ней закрыться, как Мэри услышала в эмоциях Томаса сожаление. Кажется, он и сам не понимал, что ему нужно в тот момент.

Разговор не клеился, никто не хотел думать о деле ткачей. Да и не могли они.

Мэри и не знала, что стало с теми папками, которые принес Джек. Остались ли они лежать на столе Томаса, или он забрал их с собой?

Джек ушел вслед за Марлой, и Мэри не решилась попросить его проводить ее до дома. Пока он был тьмой без единой искорки эмоций, она чувствовала рядом с ним тревогу.

Она нашла себя в том, что «видит» людей даром рисующей. Но сейчас Джек был для нее невидим.

Будто его и не было.

Мэри оставила Томаса в совершенно растрепанных чувствах, но, к сожалению, ничем не могла помочь другу-шакалу.

Наоборот, она слышала, что он хочет остаться один. Она понимала его.

Ни о каком деле речи не пойдет, пока они не вернут Киру.

Если бы еще знать, как это сделать…

А ведь она, Мэри, может помочь! Она может нарисовать Киру.

Думать о подруге и применить свой дар.

Почему это не пришло ей в голову раньше? Она могла сделать это еще вчера!

Время. Время идет. И сейчас, когда Мэри осознала всю степень своей глупости, оно больше не кажется вязкой субстанцией, обволакивающей все вокруг.

Нет.

Теперь оно летит с бешеной скоростью, и Мэри кожей чувствует: что-то происходит. Прямо сейчас.

И она не в силах это предотвратить.

Она опоздала.

Хлопок двери заставляет ее сердце заколотиться от ужаса. Задумавшись, она не почувствовала чьего-то приближения!

Раскрыв свои слепые глаза, Мэри пятится от окна, пытаясь нащупать руками хоть что-то похожее на оружие.

Дыхание. Она слышит дыхание!

Что с ней? Почему она ничего не «видит»? Неужели дар решил покинуть ее именно сейчас, когда он так нужен?

– Что с тобой? – слышит она тихий голос Джека.

Облегчение накрывает ее штормовым шквалом, ноги подкашиваются, и Мэри, всхлипнув, опускается на пол.

Руки Джека подхватывают ее, не дают упасть, и она носом утыкается ему в плечо, наконец, начиная чувствовать запахи.

Пыли и влажной шерсти, будто Джек надел новый плащ, который еще не успел пропахнуть его одеколоном, вишневым табаком Киры и совершенно непередаваемым букетом ароматов полицейского участка.

Она слегка ведет головой, задевает щекой его подбородок и понимает, что сегодня утром он пренебрег бритьем. В голову приходит совершенно нелепая и неуместная сейчас мысль: пока ее глаза не ослепли, она никогда не видела его с щетиной на лице.

Ей становится стыдно.

– Я тебя не слышала, – тихо говорит она. – И испугалась… немного.

Ей хочется провалиться сквозь землю из-за того, что ей приятно стоять вот так, в кольце его рук.

Она никогда не позволяла себе мечтать о Джеке.

Никогда.

Потому что он – человек.

Потому что она – Тварь.

– Прости, – его дыхание шевелит ее отросшие волосы, и она чувствует, как щекам становится горячо.

Надо отстраниться.

Твари не место рядом с человеком. Даже если эта Тварь – слепая полукровка.

– Все нормально, – неловко отвечает Мэри. И невероятным усилием воли выпутывается из рук Джека. – Зачем ты пришел?

Он будто бы отступает на шаг. Так странно: она едва его слышит!

И только шелест его дыхания подсказывает Мэри, что Джек все-таки есть. Что он существует. Это необычно…

– Я хочу, чтобы ты нарисовала Киру, – говорит Джек. – Ты ведь сможешь?

– Я… я только что об этом думала, – говорит Мэри. – Странно, что мне не пришло это в голову раньше…

– Мне тоже, – бросает Джек. – Ты можешь сделать это прямо сейчас?