– Но вы меня не боитесь, капитан Фрост, – тихо сказала художница. – Более того, вы в шаге от сокрытия важных сведений о моей персоне. Вы хотите меня отпустить, потому что чувствуете, что к совершенному в Термитнике я не имею никакого отношения. Ни я, ни мои братья и сестры. Культ Смерти. Страшное название. Но никто не видит суть.

– Загадками решила меня запутать? – оскалился Фрост.

– Вы понимаете, о чем я говорю. Просто не хотите этого признавать. Потому что винить во всем обросший страшными легендами культ Смерти намного легче, чем признать истину.

 Истину. Эта девушка говорит про истину. И эта истина сквозит в ее серых глазах. Таких же серых, как и ее волосы. Она бесцветна, но одновременно полна красок.

 Истина проста.

 В Рурке есть Твари.

 Но никто не хочет этого признавать.

– И в чем же заключается истина, маленькая художница? – вкрадчиво поинтересовался Фрост.

– Мы поклоняемся Смерти, капитан, – она снова подарила ему грустную улыбку. – Но в момент умирания любое живое существо, как никогда сильно, хочет жить. И поэтому ни один из ритуалов моего культа не связан с убийством. Смерть вечна. А Жизнь – слишком суетлива.

– Предлагаешь поискать мне среди культа Жизни? А такой есть? – усмехнулся Фрост, не ощущая, впрочем, ни крупицы веселья. Продолжая нависать над Мэри, он тем не менее чувствовал себя так, будто это он смотрит на нее снизу вверх.

– Я предлагаю поискать среди тех, кто питается кровью, – ответила Мэри. – И судя по вашим шрамам на лице, вы понимаете, о ком я говорю.

 Отгоняя нахлынувшие воспоминания о проклятом сфинксе, что лишил его глаза, изуродовав на всю жизнь, Фрост выпрямился, перестав делать вид, будто собирается применять к этой девушке физическую силу и вернулся на место.

– В Рурке таких нет, – произнес он официальную версию. – Рурк свободен от Тварей.

 Улыбка Мэри внезапно перестал казаться горькой. Теперь в ней сквозило нечто, очень похожее на озорство.

– А вы точно в этом уверены… капитан?

 Он не уверен. Наоборот, в свете недавнего разговора с Джораном Шейком, он уверен в обратном. Но вряд ли стоит откровенничать с послушницей культа Смерти.

 Фрост положил руки на стол и хмуро уставился на художницу. Он не знал, что ему делать. Интуиция кричала, что ни она, ни ее друзья здесь ни при чем. Пожалуй, еще в тот момент, когда он увидел тело, он уже знал, что бедного Лерия Танета прикончила Тварь.

 Тварь, а не полуслепая художница с красной краской на руках.

– Вы хотите меня отпустить, – снова произнесла Мэри. – Но не знаете, как объяснить этот поступок. Я ведь призналась к принадлежности к культу Смерти, и вам нельзя меня отпускать. Вы хотите. Но вам нельзя. Ведь у вас нет причин подарить мне свободу.

– Ты же сама сказала, что твоя секта на самом деле – сборище безобидных придурков, – оскалился Фрост.

– И вы мне верите. Потому что видели настоящее зло. Вы боитесь, что мои слова о Тварях окажутся правдой. Ибо знаете, на что они способны.

 Фрост почувствовал, как из глубин его души поднимается ярость. Такая знакомая, почти родная. В подобном настроении нужно ходить в Глубь и побеждать на арене, а не сидеть в допросной напротив слишком наглой послушницы Смерти, которая изо всех сил пытается скрыть, что она в ужасе.

 Она боится, что Фрост не станет слушать свою интуицию и посадит ее в камеру. Там, где рисующую будет ждать такая любимая ею Смерть.

 Осознание этого факта заставило Фроста мгновенно успокоиться. Он больше не чувствовал себя неуверенно или странно. Эта Мэри элементарно напугана. До дрожи. Просто хорошо умеет это скрывать.